Черта

Надо отметить, что, допуская соблюдение религиозных традиций в армии, вплоть до создания небольших солдатских молелен и полноценных синагог, государство фактически мирилось с некоторым нарушением законодательства о черте оседлости. Дело в том, что вокруг этих структур объединялись попадавшие в города внутренних губерний евреи, начинали формироваться общины, в них игрались свадьбы и возникали новые семьи, меламеды обучали детей, работало похоронное братство – другими словами, развивалась полноценная еврейская жизнь. И все это происходило с позволения начальства, в том числе и военного.

Более того, чтобы у религиозного человека была возможность соблюдать в армии обязательные ритуалы, государство на протяжении долгого времени позволяло привлекать в гарнизоны раввинов. Им назначалось некоторое жалование за исполнение конкретных, необходимых для солдат-евреев церемоний, связанных с особенностями их присяги или погребения. Практику эту ввел в период Крымской войны Николай I. Позже он решил отказаться от нее, но при Александре II привлечение раввинов было восстановлено.

Мы видим, таким образом, что в период либеральных реформ Александра II многое изменилось в российской армии, как и в обществе в целом. И одним из наиболее прогрессивных шагов стала реформа 1874 года, отменившая систему рекрутских наборов. Черная страница в истории российского еврейства была перевернута: общие тяготы солдатской службы, конечно, никуда не исчезли, но она перестала быть практически пожизненной и уже не отличалась кардинально от службы представителей коренного населения.

Однако вопрос военной службы евреев всегда был только частью более общего еврейского вопроса. И начавшийся в 80-е годы XIX века процесс контрреформ продемонстрировал это со всей очевидностью.

В 1882 году, всего год спустя после коронации Александра III, практически одновременно с подъемом погромной волны, увидел свет циркуляр «О приведении в исполнение мер по ограничению наплыва лиц Моисеева закона в военно-медицинскую службу», а позднее та же мера была принята в отношении фельдшеров и аптекарей. Таким образом, армия снова взялась копировать элементы гражданского законодательства, ущемлявшие евреев. Это было прямым нарушением Устава 1874 года, обещавшего всем подданным империи службу на общих основаниях, и, в некотором смысле, проведением некоей «черты оседлости» уже в армии.

Следом была упразднена самая существенная из льгот, которые предоставлялись отставным солдатам-евреям: отныне им нельзя было после окончания службы проживать вне Черты. Формальным поводом стало то, что срок службы после введения нового Устава стал иным и в льготе этой якобы уже не было необходимости.

Продолжавшие служить евреи тоже почувствовали, что наступили более строгие времена. В литературе описан, например, случай усиления надзора за солдатами-евреями после того, как рядовой Шломо Гуревич получил почтовую открытку с рекламой пароходной компании. Оказалось, что корабли этой компании, среди прочего, перевозят еврейских эмигрантов в Соединенные Штаты. Начальство решило, что такая реклама является подстрекательством к побегу в Америку, и постановило ввести строгий надзор за письмами солдат-евреев и за ними самими.

В начале ХХ века проигравшая русско-японскую войну империя готовилась к реваншу на международной арене. Накануне Первой мировой укреплению армии должен был послужить, в том числе, новый Устав 1912 года. Однако он не стал, как можно было надеяться, той финальной страницей, которая уравняла бы права евреев в армии с остальными военными. Хотя и выраженные не столь явно, как прежде, антиеврейские положения в нем все же содержались, и борьба вокруг них разыгралась нешуточная. Дело в том, что российским обществом начала ХХ века уже невозможно было управлять, как это делалось в середине XIX века, мановением руки самодержца. Уже существовали политические партии, шли дискуссии в Думе, развивалась периодическая печать. А конкретным поводом для скандала стали манипуляции со статистикой, якобы отражавшей уклонение евреев от военной службы. Основываясь на подобных данных, антисемитски настроенные депутаты требовали мер, подчас противоположных: от увеличения набора евреев до запрета им служить в армии вообще. Против этих нападок ярко выступили кадеты, показав, что на самом деле процент евреев среди солдат даже выше, чем их доля в населении.

Если в первой половине XIX века трагедией еврейских общин стало распространение на них воинской повинности и введение института кантонистов, то в начале ХХ века попытка исключения евреев из списков военнообязанных по призыву уже воспринималась как часть политики по ограничению гражданских прав российского еврейства.