Чёртов палец

Блинов приподнял фуражку и молча прошёл в дом. Навроцкий попросил Лотту собрать что-нибудь на стол, и, когда она вернулась в столовую с подносом, на столе уже стояли привезённые гостями бутылки шампанского, шабли и мадеры. Вся компания дружно набросилась на еду и вино. Лотта лишь чуточку пригубила шабли. Из общего разговора она поняла, что Навроцкий и Кормилин случайно встретили Блинова в «Доминике», куда Дмитрий Никитич затащил князя отведать шнапса и шведского пунша, и так же случайно познакомились с Розой и Зиной, когда все вместе выходили из ресторана.

— А где же здесь озеро, князь? — спросил Блинов, когда все изрядно выпили и закусили.

— Здесь поблизости, господа, за парком.

— Недурно было бы взглянуть, — подмигнул штабс-капитану Кормилин.

— Да ведь дождь, — возразил Навроцкий. — И темнеет уже.

— Господа, а кто-нибудь из вас купался в дождь? — спросила Зина, со скучающим видом разглядывая прозрачную желтизну шабли в бокале.

— Какая замечательная идея! — оживилась Роза. — Идёмте купаться!

— Я эту мысль поддерживаю! — сказал Кормилин, покачиваясь.

— Господа, мы же все пьяны, — заметил Навроцкий. — И вода в озере уже холодная.

— Ничего, Феликс, не утонем, — снова зачем-то подмигнул Блинову Кормилин. — Вот барышня нас спасёт. — Он качнулся корпусом в сторону Лотты и, потеряв на мгновение равновесие, едва не упал. — А утонем — туда нам… туда нам и…

— Ну-ну! — одёрнул его Блинов. — Ты, Дмитрий Никитич, не того… не сгущай…

— Нет, я ничего… Я поддерживаю…

— Решено, господа! Идёмте! — закричали девицы.

Все поднялись из-за стола.

— Ну, князь, веди нас! — сказал Блинов, быстрым движением опорожнив рюмку мадеры.

Попытка Навроцкого образумить гостей ни к чему не привела. Лотта идти на озеро не хотела, но он всё же уговорил её: она была самой трезвой из них и хорошо плавала. Через несколько минут все стояли на берегу озера и в нерешительности смотрели на тёмную воду.

— Господа, а как же без купальных костюмов? — почесал затылок Блинов.

— А ну их! — махнул рукой Кормилин и, пугаясь в одежде, разделся догола и полез в воду.

— А ну их! А ну их! — закричали девицы, сбрасывая с себя блузы и юбки.

Блинов, а за ним и Навроцкий тоже разделись и полезли в озеро. Лотта с ужасом наблюдала, как они, пьяные, спотыкаясь, входили в воду. Ей очень хотелось уйти, но она боялась, как бы кто-нибудь из них и в самом деле не утонул. Больше всего опасалась она за Навроцкого, ведь у неё уже был случай убедиться в том, что плавает он не ахти как.

Зайдя в озеро по пояс, Блинов и Кормилин начали подхватывать визжащих девиц на руки и бросать в воду. Поднявшийся шум показался Лотте совсем неуместным здесь, в этом пристанище тишины. Поглядев с отвращением на возню в воде, она наконец не выдержала и вернулась на дачу. У себя в комнате она поставила в угол зонт и, не раздеваясь, легла на кровать.

Спустя полчаса у дома послышались громкие крики, смех и пение возвратившейся с озера компании. Навроцкий поднялся наверх и попросил Лотту приготовить им горячего чая.

— Ну не дуйся, — прошептал он ласково, опускаясь на колени возле кровати и пытаясь поцеловать её куда-то в шею.

Лотта никогда не видела его таким хмельным и не знала, как вести себя в подобных случаях. Она плавным движением уклонилась от поцелуя, но всё-таки встала с постели и спустилась к гостям.

— Мы с тобой, Феликс, разным аллюром по жизни бежим, — сказал, когда они вошли в столовую, несколько протрезвевший Кормилин, продолжая, по-видимому, какой-то ранее возникший между ними спор. — Находить наслаждение в уединении — это, брат, для избранных, а я человек простой. Мне шампанское, новодеревенских цыганок и вот этих смешливых барышень подавай.

Он кивнул в сторону девиц, и те, переглянувшись, прыснули со смеху.

— Если слишком быстро ешь, то не успеваешь насладиться пищей, прочувствовать её вкус, — парировал Навроцкий, присаживаясь за стол. — Тому, кто спешит жить и с жадностью берётся за всё подряд, не вкусить настоящей прелести этой жизни. Ему приходится проглатывать куски бытия не разжёвывая, а это, увы, чревато неприятными последствиями не только для организма, но и для личности.

— Ты вот, Феликс, всё философствуешь, уму-разуму нас учишь, а какой прок в твоей философии? Ты лучше посмотри, какая у Зины грудь, — вот тебе и вся философия! Зиночка, предъявите нам вашу божественную грудь!

Зина задорно блеснула аквамариновыми глазками, быстро расстегнула блузу и, сдвинув вниз грудодержатель, вытащила на всеобщее обозрение пышную белую грудь. Обе девицы снова прыснули.

— Ну как, штабс-капитан? Хороша грудь?

— Хороша, что и говорить! — крякнул Блинов, расправляя кончики усов.

— А твоё мнение, Феликс?

Бокал в руке Кормилина описывал в воздухе зигзагообразные линии и кренился, угрожая выплеснуть содержимое на скатерть. Навроцкий ничего не ответил.

— Эх, Феликс! Уходили, видно, сивку крутые горки. А помнишь, как весело нам было в студентах? Актрисы, субретки…

Лотта мягким, тихим движением поднялась из-за стола и вышла из комнаты.

— Ага… — понимающе кивнул головой Кормилин. — Барышня осерчали-с…

Компания примолкла.