Чертова дюжина

Размышления на архитектурные темы пришлось прервать — открылась дверь.

Седой как лунь мужчина в добротном стеганом халате изучающе смотрел на гостя глубоко посаженными бесцветными глазами.

Я назвал себя, предъявил удостоверение и добавил:

— Представляю интересы семьи Слепцова.

Хохлов приподнял редкие брови, выражая некоторое недоумение, но скрипучим голосом пригласил войти.

В чистой и светлой гостиной стояла мебель семидесятых годов, пол покрывал дорогой ковер ручной работы. Данью времени на тумбочке красовались японский телевизор и видеомагнитофон.

— Да, все меняется… Когда-то частные детективы жили на страницах американских романов, — медленно проговорил он, опускаясь в мягкое кресло, и мимолетом скользнул глазами по книжным полкам. — Садитесь.

Второе кресло раскрыло мне плюшевые объятия.

— Доходное ремесло?

— По-всякому… — уклончиво ответил я.

— Чем, так сказать, могу?

— Валерий Иванович учился в одном классе с вашей дочерью. Где она сейчас, что поделывает?

Вопрос словно кувалдой вбил Хохлова в кресло по самую макушку. Тело съежилось, веки опустились, руки плетьми упали с подлокотников.

— Вам плохо?

Я вскочил, озираясь в поисках аптечки или пузырька с сердечными каплями — пожилые люди, как правило, хранят их на виду.

— Сядьте! — неожиданно потребовал он тихо, но внятно. — Надеюсь, вы руководствуетесь не праздными соображениями…

— Конечно!

Владлен Яковлевич разлепил веки.

— В баре коньяк — плесните себе и мне.

Он пригубил поданную рюмку и аккуратно поставил ее на журнальный столик.

— Лариса умерла…

— Как — умерла?! — не поверил я. — Когда?!

— Одиннадцать лет назад.

— Извините…

Мы помолчали. Где-то глубоко-глубоко в моей голове шевельнулись неясные подозрения.

— Владлен Яковлевич, понятно, как вам тяжело говорить, но… Отчего она умерла?

Хохлов с трудом поднялся, подошел к серванту и достал из тумбочки коробку плоской формы из-под конфет. Порывшись в лежащих там бумагах, вынул одну и подал мне.

Чуть пожелтевшая газета… 1983 год… Орган Архангельского и так далее… Ага, вот оно — обведенная черной пастой короткая заметка с пугающим заголовком:

Нелюдь

Жители поселка… нашей области потрясены циничным и кровавым злодеянием, подобного которому не помнят даже ветераны правоохранительных органов.

Поздним вечером маньяк проник в здание местной средней школы, где оставались дежурная вахтерша и задержавшаяся за проверкой тетрадей молодая учительница. Задушив пожилую женщину прямо в гардеробе, он поднялся в комнату преподавателей, где напал на беззащитного педагога и зверски зарезал ее. Убийца пытался скрыться из поселка, но благодаря умелым действиям сотрудников милиции был задержан.

В настоящее время следствие закончено — дело передано в областной суд. Трудящиеся области требуют сурово покарать рецидивиста-нелюдя, растоптавшего все нормы социалистического общежития и посягнувшего на самое святое — жизнь советской женщины-матери.

— Кто он?

От звука моего севшего голоса Владлен Яковлевич, перебиравший документы в коробке, вздрогнул и поднял голову.

— Степанов… Альберт… Бывший одноклассник, который…

— Не надо — я в курсе.

Не хотелось травмировать Хохлова тяжелыми воспоминаниями. Но он сам продолжил разговор:

— Лариса вышла замуж за офицера, уехала с ним… туда… — тычок пальцем в газету. — Подонок сидел первый срок в тех же краях, второй… Свихнулся на желании отомстить… Как-то смог найти дочь и…

— Его расстреляли?

— Да… Есть вторая газета — в ней описан суд и назван приговор.

— Разрешите посмотреть?

Статья в номере, вышедшем через три месяца, не содержала новых сведений об обстоятельствах преступления.

— А муж Ларисы? — снова поинтересовался я.

— Служит на Дальнем Востоке, женился во второй раз… Внук с ними. А вот мать Ларисы пережила ее всего на год — сердце! — Хохлов смахнул слезу и с болью сказал: — Не понимаю, какое отношение это имеет к Слепцову?

Я собрался с духом.

— Каким оружием убили Ларису?

— Зачем вам?!

— Дело в том, что Слепцов был заколот кинжалом, похожим на средневековый…

Старик захлебнулся, схватился за горло, но справился с приступом.

— С голубым камнем на рукоятке… — прошептал он.

— Голубым?!

Через десять минут мы простились, но перед уходом я задал еще один вопрос…