Я не умела носить красивое тело. Внутри я осталась уродиной. Как боялась людских взглядов — так и продолжала бояться. В этом было что-то от гоголевского «Вия». «Вот он!» Найдут, увидят — и убьют. Иррациональный страх внимания. В училище и в университете нам преподавали психологию, и я представляла, в чем дело. Но это ничего не меняло.
Неужели все зря? Выходило, что красота в глазах любящих, а уродство — в голове урода? Раньше я боялась своего несовершенства, а теперь — совершенства?
— Как жаль, — сказала Эмма Петровна, подписывая мое заявление в приказ. — Нам ее будет не хватать. Такая девочка хорошая. Может, еще вернется? Пусть тогда приходит, вы ей передайте.
Это она обо мне? Серьезно? Вот уж никогда бы не подумала. Мне казалось, что меня в библиотеке никто не любит — так, вежливо терпят. Стало интересно, и я пошла на свой абонемент.
Читателей не было, Ирка сидела за стойкой грустная и даже не читала, как обычно, очередной дамский роман.
— Вы Ира? — спросила я. — Лина попросила меня зайти попрощаться. За нее. Все неожиданно получилось, она даже позвонить не успела.
— Я так расстроилась, — вздохнула Ирка. — Скучать буду. Но ведь она же вернется, да? А вы мне телефон не дадите? Я сама позвоню.
Растерявшись на секунду, я все же выкрутилась:
— Я ей двоюродная сестра по отцу, а эта тетя — по матери, я ее даже не видела никогда. Лина сказала, что будет сама звонить.
— Тогда вы обязательно передайте, что я жду ее звонка.
Тамару из читального зала и Свету из книгохранилища мой отъезд тоже огорчил. Мне стало не по себе. Пришедшая в голову мысль была похожа на подзатыльник. А что, если я сама всю жизнь отталкивала людей, уверенная, что они не любят меня и всячески сторонятся из-за моего безобразия? Мне казалось, что девчонки смеются надо мной, зубоскалят за спиной, обсуждая мои усы, окорока и чудовищные юбки. Я шарахалась от них, стараясь общаться только по делу, а они все равно расстроились, узнав, что я уехала. Может быть, и в школе со мной никто не дружил только потому, что это я не хотела ни с кем дружить?
В метро я продолжала думать об этом и так глубоко погрузилась в невеселые мысли, что не сразу почувствовала чью-то руку на своем бедре. Повернулась и увидела плюгавого мужичонку в длинном черном пальто, который с сопением одной рукой лапал меня, а другой копошился у себя под полой. Стоящие и сидящие рядом брезгливо отворачивались или наоборот наблюдали с интересом, но явно не собирались вмешиваться.
Вспышкой — жаркий летний день, мне четыре года, мы с мамой гуляем в парке. Она присела на скамейку, я отошла к цветочной клумбе и вдруг увидела странного мужчину в черном плаще. Подойдя ко мне поближе, он распахнул полы, и я увидела, как странная белая тряпочка, свисающая из его брюк, вдруг превратилась в торчащую багровую колбасу. Это зрелище так поразило меня, что я застыла на месте, удивленно моргая. Мама, схватив с земли палку, что-то крича, бросилась не него. Путаясь в плаще, мужчина побежал по дорожке, мама за ним, но она уже тогда была очень грузная и скоро отстала. Вернувшись, она почему-то накричала на меня, схватила за руку и потащила домой, хотя мы только что пришли в парк. Потом я забыла об этом случае, но мужчины в плащах всегда вызывали у меня безотчетный страх и отвращение.
Заорать, как мама, ударить? Мне очень хотелось, но вместо этого я выскочила в открывшиеся двери, дрожа от отвращения. Разумеется, в моих мечтах о красоте не было места извращенцам, насильникам и прочей мерзости. Самой пикантной приправой была лишь легкая зависть.
Приехав домой, я залезла под душ и долго-долго терла себя мочалкой, словно пытаясь смыть омерзительные прикосновения, а заодно — липкие взгляды, брызги чужих похотливых мыслей… Вот когда до меня по-настоящему дошло банальное до непонятности: «Будьте осторожны в своих желаниях, они могут сбыться».
Замотавшись в халат, как в сари — теперь в нем свободно поместились бы две Лины, — я налила себе чашку чая и устроилась на кухонном диванчике. Как ни оттягивай момент «а что же дальше?», никуда от этого не денешься. Мои ночные мечтания старательно обходили техническую сторону вопроса. Новая прекрасная Лина как-то вдруг, в одночасье становилась актрисой, моделью, телеведущей или просто светской львицей. По щучьему, в общем, веленью. А что в реальности — в этом абсурде, который с дьявольской помощью стал реальностью?
А в реальности все обстояло более чем скверно. У меня был паспорт на имя Ангелины Ковровой, постоянная регистрация в Санкт-Петербурге и собственная квартира. Вот только похожа я была на фотографию в паспорте не больше, чем на фотографию английской королевы. Не могла же я прийти в паспортный стол и сказать: «Ой, вы знаете, я тут маленько похудела, волосы покрасила, вы мне новый паспорт выдайте, а?». «Терять» паспорт не имело смысла — все равно ведь старая фотография хранится в полиции вместе со всеми моими данными.