Чертова погремушка

«Ты думаешь, что сможешь освободиться, если бескорыстно пожертвуешь собой? — расхохоталась она. — Не выйдет! Где тут бескорыстие, если ты думаешь, как ты будешь жить, сделав выбор? Сейчас ты жертвуешь собой, потому что тебе будет плохо, если ты этого не сделаешь. Люди такие эгоисты!»

Мои пальцы дрогнули, но я еще сильнее сжала их. Никита застонал и пошевелился. Костины ресницы дрогнули. Меркнущее сознание уловило звук сирены, который перекрыло звоном колокольчиков. Тошнотворно сладкий запах крови смешался со сладким запахом ночной фиалки. Мне показалось, что Костина сумка сама собой расстегнулась, и из нее вылетела «погремушка». По глазам ударила яркая вспышка, и все исчезло…

На этот раз мне не пришлось никуда идти — он сидел на склоне и ждал меня. Трава была все такой же жухлой и пыльной, но кое-где торчали грязно-желтые цветочки, похожие на сгнившую мать-и-мачеху. Дьявол плел из них венок, второй, уже готовый, лежал рядом.

— Хочешь? — спросил он, протягивая венок мне.

Я только головой качнула, обессиленно плюхнувшись рядом. Трава полоснула мою обнаженную пятую точку, но тоже как-то вяло, словно по обязанности. Он водрузил венок себе на голову, от чего бежавшая по нему рябь стала крупнее. Я попыталась сфокусировать взгляд, чтобы составить хоть какой-то статичный образ, но ничего не вышло. Попыталась посмотреть сквозь него — и тоже не смогла.

— Даже не пытайся, — фыркнул он.

— Мне все время кажется, что я что-то забыла, — сказала я, прислушиваясь к своим ощущениям.

— Даже если ты забыла выключить утюг, теперь это уже неважно.

— Нет, не утюг. Что-то другое. Даже не забыла, нет. Скорее, что-то важное заметила, но… тут же забыла. Подсознание вопит.

— Какой пафос, убиться веником.

— Слушай… — начала я и запнулась, глядя, как дьявол ловко доплетает венок — у меня так никогда не получалось, концы стеблей всегда некрасиво торчали.

— Весь внимание, — он снова протянул мне венок, я машинально нахлобучила его себе на голову, удивившись, что от цветов пахнет машинным маслом.

— Знаешь, — сказала я, — мне почему-то всегда казалось, что в аду я буду вечно вдевать одеяло в пододеяльник под шутки «Камеди клаб».

— Чур меня! — дьявол изобразил какое-то кривое подобие крестного знамения. — Такой ужас может изобрести только извращенное человеческое сознание. Я же не законченный изверг. Или законченный? Меня же извергли. Но даже если — все равно, такое мне бы и в голову не пришло.

— И все-таки это как-то странно. По идее, ты — воплощенное зло. Но я тебя ни капли не боюсь. Вот ту мразь в зеркале боялась до икоты. И то черное, на кладбище. А тебя — нет. Почему? Мне все время кажется, что ты какой-то… ненастоящий.

— Все просто. Обычно люди боятся двух вещей — боли, неважно, какой — физической или душевной, и неизвестности — потому что она может быть источником боли. Ну а что касается воплощенного зла… Такие, как ты, не боятся абстрактного зла.

— Опять какая-то софистика, — вздохнула я.

— Зла, зайка моя, не существует.

— Приехали. Ну что ж делать, пи… врать — не мешки ворочать.

— Какая ты деликатная, мне аж неловко. Боюсь показаться банальным, но иголку все-таки хорошо прятать в стоге сена, особенно если магнита нет. И про ложку дегтя тоже не врут. Самая удачная ложь сидит себе спокойненько в нагромождении правды. Там ее труднее всего отыскать. Так вот про зло. Ты же не будешь отрицать, что темноты не существует?

— Если исходить из того, что темнота — это отсутствие света?

— Ну… Я бы сказал, что и света как такового не существует, но это уже будет перебор. Всякие там фотоны-мутоны. А вот с тьмой действительно все относительно. Вот смотри, как тебе кажется, сейчас светло?

Все вокруг было серым и тусклым, как в Питере в обычный пасмурный день. Только без облаков на небе. Просто серое мутное небо без солнца. В прошлый раз облака были — я это точно помнила.

— Даже и не знаю, — я пожала плечами. — Не темно, конечно, но и не так чтобы очень светло.

— Ага. А вот так?

Он взмахнул рукой, словно дернул старомодный выключатель-шнурок. Мгновенно упала непроницаемая тьма — без единого просвета.

— Издеваешься? — фыркнула я. — Темно, конечно.

— А я всего-то накрыл нас своим плащом.

Что-то шелково прошелестело, и тусклый серенький свет вернулся. Правда, в первое мгновение он показался мне ослепительно ярким. И правда, все относительно.

— Да-да, — кивнул дьявол. — Все относительно. А теперь смотри сюда.

Он вытащил откуда-то из-за спины новенький планшет с защитной пленкой на экране и включил его.

— Это ты, — сказал он, — потыкав пальцем в экран. — Ну, представь, что это ты. Кстати, это действительно случилось бы, если бы… Смотри, идешь ты себе, мороженку лопаешь, по сторонам глазеешь. А вот ребенок. Сидит на асфальте и плачет. Один-одинешенек. Ты можешь мимо пройти, а можешь взять его за ручку и отвести к маме.