Червоточина

Спуск к воде они всё же нашли. Это была глубокая трещина, проход, вымытый за многие века в теле скалы талой весенней водой и утоптанный копытами диких лосей и кабанов, что спускались здесь на водопой. Тропа эта существовала уже тогда, когда первые охотники, закутанные в звериные шкуры и вооружённые каменными топорами, только-только появились на здешнем побережье. Каспар взял терьера на руки и стал осторожно продвигаться по узкому тоннелю вниз. Под ногами журчал ручей, ноги вязли в жиже и цеплялись за невидимые камни, предательски прячущиеся в грязи. Острые края скалистой стены норовили разодрать одежду и тело под ней; Каспар уже получил ссадину на щеке и рваную дыру на плече своего дождевика. Хищные каменные зубцы взимали дань с проходящих – Каспар заметил многочисленные клочки звериного меха, застрявшие на кровожадных выступах. Он ещё сильнее прижал к себе чёрно-белое тельце пса, но решительно шёл вперед и вниз – туда, куда вела его пугающая тропа. Спуск занял несколько минут и вскоре Каспар оказался на самом берегу, на скользкой поверхности огромного, плоского камня; шквал штормовых волн обрушивался на него тоннами бурлящей воды. Никакой шляпы тут и в помине не было. Зато было продолжение тропы. Каменная дорожка шириной примерно в метр – справа вода, слева отвесные скалы – вела вдоль прибрежной скалы и пропадала за крутым выступом. Не было никакой возможности пройти сейчас по ней, волны просто смоют неразумного путешественника.

Чёрт побери, ему нравилась его ковбойская шляпа. А что там, за поворотом, он узнает, когда немного распогодится и утихнет шторм. Урри, зажатый подмышкой, начал проявлять нетерпение, елозить и подвывать.

– Мы возвращаемся, малыш, и я возвращаюсь без моей шляпы, разрази гром эту непогоду.

Обратный путь дался ничуть не легче; Каспар получил ещё одну царапину, на этот раз на лбу. Дело в том, что трещина сужалась кверху, и безопасней всего было бы перемещаться на четырёх конечностях, хотя, судя по количеству клочков меха, свисающих с острых уступов, звери тоже платили кровью за право испить воды. Местное море было странным. Его воды у берега были абсолютно пресны, соль появлялась только на серьёзной глубине.

Зверям нравилась морская вода.

Урри вывернулся и слизнул кровь, выступившую на лбу хозяина. Каспар остановился и тыльной стороной ладони вытер со своего лица дождевые капли, кровь и собачьи слюни. Он поднес испачканную руку под тоненький ручеёк воды, стекающей по глубокой трещине в скалистой стене, как вдруг заметил кусочек ткани, повисшей на хищном выступе. Ткань была грубой. Очень грубой. Как холщовый мешок. Каспар снял тряпку, намочил её в ручейке и отёр лицо.

***

Еловые дрова слегка подмокли, но это и было изюминкой – древесина трещала и стреляла, разряжая монотонную дробь проливного дождя, стучащего по оконному карнизу. Пахло еловой хвоей и немного – дымом, но не гарью, а так, как пахнут дымящиеся благовония. Каспар застыл на диване, вытянув к очагу босые ноги и уставившись в пляшущее пламя. В руках он сжимал стакан, наполовину наполненный бурбоном. Встретить вечер трезвым у него не получилось. Урри, свернувшийся комочком рядом, вдруг встрепенулся и приподнял уши, а затем и голову. Пёс недолго прислушивался, а затем его верхняя губа медленно поползла вверх, обнажая желтоватые клыки. Ага, наверное сработали капканы, которыми Каспар наполнил подвал.

– Хвостатые твари захотели откушать нашего сыра. И пришли.

Каспар встал с дивана, сделал большой глоток бурбона, взял со стойки массивную кочергу и, обращаясь к псу, сказал:

– Они заразны и отвратительны. Я сам с ними разберусь. Подожди меня здесь.

Он вышел из гостиной, плотно притворив за собой дверь. Зажёг свет, и, отомкнув старинным ключом насквозь проржавевший замок, распахнул дверь, напоминающую ему вход в средневековую оружейную. Или камеру пыток.

– Я иду, маленькие разбойники. Готовьтесь к смерти.

«Разбойники» встретили его молчанием.

В подвале никого не было, ловушки оскалились острыми зубьями в ожидании жертвы.