Чешский с Карелом Чапеком. Рассказы из одного кармана

„To si mysl'im (еще бы),“ ulevoval si Rosner (Роснеру /очевидно/ полегчало). „Ale copak jsem mohl j'it do nejak'e hospody (но разве я мог пойти в какой-нибудь трактир), kam prijdou poldov'e na st'aru (где полицейские могут устроить облаву)? Pane, j'a musel por'ad z'it nad sv'e pomery (мне все время приходилось жить не по средствам)! Nikde jsem nebyl d'yl nez tri noci (я нигде не пробыл дольше, чем три ночи), az tady (только здесь) – a tady jste mne capli (а здесь меня схватили; capnout – схватить, цапнуть).“

„No jo (ну да),“ tesil ho pan Kolda. „Ale to uz v'am doch'azely prachy (у вас уже /должно быть/ деньги заканчивались), vidte (ведь так), Rosnere? To uz byl stejne konec (все равно это был конец).“

„A jejej,“ pravil pan Kolda soucitne, „to jste s t'im mel n'aramnou rezii, ze jo!“

„To si mysl'im,“ ulevoval si Rosner. „Ale copak jsem mohl j'it do nejak'e hospody, kam prijdou poldov'e na st'aru? Pane, j'a musel por'ad z'it nad sv'e pomery! Nikde jsem nebyl d'yl nez tri noci, az tady – a tady jste mne capli.“

„No jo,“ tesil ho pan Kolda. „Ale to uz v'am doch'azely prachy, vidte, Rosnere? To uz byl stejne konec.“

„Byl (конец: «был»),“ souhlasil Rosner (согласился Роснер). „Ale j'a v'am pov'im (но я вам скажу), ze uz bych to byl d'yl ani nevydrzel (что больше я бы этого не вынес/ не выдержал). Jezus (Исусе), vzdyt j'a jsem si po ty tri roky s nik'ym od srdce nepromluvil (ведь я за эти три года ни с кем от души/сердечно: «от сердца» не поговорил), az tady (до сих пор: «до здесь»)! Vzdyt j'a jsem se nemohl ani naj'ist (я ведь даже поесть /толком/ не мог)! Jak se na mne nekdo pod'ival (как только на меня кто-то глянет), uz jsem se hledel ztratit (я искал, /куда бы/ спрятаться)… Kazd'y si mne tak prohl'izel (каждый на меня так смотрел),“ stezoval si Rosner (жаловался Роснер), „kazd'y mne pripadal (каждый выглядел для меня так), jako by byl od policie (как будто он из полиции). Povazte si, i pan Pacovsk'y (представьте себе, даже пан Пацовский).“

„Byl,“ souhlasil Rosner. „Ale j'a v'am pov'im, ze uz bych to byl d'yl ani nevydrzel. Jezus, vzdyt j'a jsem si po ty tri roky s nik'ym od srdce nepromluvil, az tady! Vzdyt j'a jsem se nemohl ani naj'ist! Jak se na mne nekdo pod'ival, uz jsem se hledel ztratit… Kazd'y si mne tak prohl'izel,“ stezoval si Rosner, „kazd'y mne pripadal, jako by byl od policie. Povazte si, i pan Pacovsk'y.“

„Z toho si nic nedelejte (не берите в голову: «с этого себе ничего не делайте»),“ pravil pan Kolda (сказал пан Колда). „Pan Pacovsk'y je totiz bejvalej od policie (дело в том, что пан Пацовский – бывший полицейский; b'yval'y – бывший).“

„Tak vid'ite (вот видите),“ brucel Rosner (проворчал Роснер); „pak m'a b'yt nasinec nekde za vetrem (наш брат должен держать ухо востро/нос по ветру; nasinec – свой, наш брат)! Proc si me tak kazd'y prohl'izel (почему все на меня так пялились; prohl'izet si – обозревать, осматривать)? Copak vypad'am jako (неужели я выгляжу как), nejak'y zlocinec (преступник; nejak'y – какой-либо, некий)?“