Честь мундира. Записки полковника

Женщина шла за ним до самого парадного входа, а там так и осталась стоять на ветру в легком летнем платье – с пачкой тысячных купюр в руке. Она стояла на верхней ступеньке высокой каменной лестницы у парадного входа до тех пор, пока машина с Гридиным не смешалась с потоком других авто.

И на праздничном вечере ветеранов Ударной гвардейской танковой армии, и на следующий день, когда его полным автобусом провожали на Павелецкий вокзал однополчане, он о своих деньгах, заплаченных за Боевое знамя, никому не сказал и слова.

А в мае 2011 года, когда в музей за Боевым знаменем приехал уже другой ветеран и ему тоже сказали, что за аренду полотнища по приказу министра обороны надо платить, он люто выматерился, но в бухгалтерию пошел. Там его нашла та же начальница знаменного фонда, которая год назад так же торговалась с майором в отставке Гридиным.

– Никаких денег вам платить не нужно, – сказала она ему, – ваш товарищ еще в прошлом году все оплатил.

А через полгода майора в отставке Ивана Семеновича Гридина не стало…

И комбат Свечин после инсульта в Бауманский сад 9 мая 2011 года уже приехать не смог. Врачи категорически запретили ему покидать госпитальную палату.

Но традиционную встречу ветеранов своей танковой армии он все же увидел – внук снял ее на видеокамеру и показал деду на планшете.

Многих однополчан, отмечавших с ним День Победы в прошлом году, комбат Свечин на кадрах видеосъемки уже не обнаружил…

Мундир

В тот год по Москве стали ходить слухи, что Егор Иванович Кородубов – сын легендарного летчика-аса времен Великой Отечественной войны, маршала авиации, потихоньку спивается.

Знающие люди судачили, что военного пилота из него не получилось, хотя знаменитый отец мечтал об этом. После досрочного (по состоянию здоровья) увольнения из армии Кородубов-младший несколько лет работал то в научно-исследовательском институте ВВС, то на военной кафедре авиационного университета, где его пристрастие к Бахусу из-за уважения к славе отца долго терпели, а затем все же с отважным страхом тактично посоветовали лечиться и без лишнего шума, но с натужным почетом, уволили.

Немногочисленные родственники, сослуживцы, отставные и действующие военачальники, пришедшие на очередную годовщину со дня смерти маршала к его могиле на Новодевичьем кладбище чтобы возложить цветы, обратили внимание на непрезентабельный вид Егора Ивановича: сильно помятый и засаленный черный костюм, старые и пыльные туфли, грязный ободок на воротнике давно нестиранной белой рубашки. Опущенность этого человека выдавало и лицо – желтое, как свечной парафин, не по годам морщинистое, с большими, грубо припудренными «мешками» под глазами.

– Как постарел, как постарел Егор, да и болеет, видать, – негромко и со вздохом сказал кто-то сердобольный в толпе, стоявшей вокруг роскошной могилы маршала.

– Ага, болеет, – так же негромко откликнулся насмешливый женский голос, – алкоголизмом эта болезнь называется…

– Чччшшшш… господа-товарищи, – тут же суровым скрипучим басом пресек этот разговор седой авиационный генерал с жирными желтыми звездами на погонах, – имейте же советь хоть на кладбище не склочничать!

Когда услужливо суетившийся вокруг Кородубова холеный человек со слащавой официантской прытью стал раздавать скорбному народу белые пластмассовые стаканчики и наливать в них поминальный коньяк, рука Егора Ивановича дрожала так, словно его била лихорадка. К тому же было замечено, что на кладбище он приехал уже в заметном подпитии. Многие из тех, кто подходил к Кородубову с формальными словами соболезнования и ритуального восхищения судьбой его отца, втайне были шокированы тем, что Егор Иванович весело чокался с ними пластмассовыми стаканчиками, слово все это происходило не у мрачной мраморной надгробной плиты, а где-нибудь на загородном пикнике.

После смерти родителей (мать умерла через два года после кончины отца) Егор Иванович по договоренности с сестрой Верой продал огромную родительскую квартиру на Кутузовском проспекте. А вырученные деньги были поделены пополам. На них дети покойного маршала купили себе новое жилье в разных районах Москвы.

Вера Ивановна неохотно и холодно общалась с братом после несправедливой, на ее взгляд, дележки вещей, некогда принадлежавших отцу. Больше всего ее возмущало, что Егор забрал себе маршальский мундир Ивана Пантелеевича со всеми его Золотыми Звездами Героя Советского Союза и дюжиной орденов. Она предлагала брату во избежание недоразумений и обид сдать мундир вместе со всеми регалиями в музей, но давно прилипший к Егору дружок Яков Караман подговорил его не делать этого. Ей достался фронтовой летный шлем отца, его полевая сумка, часы, белые парадные перчатки да потрепанная рукопись книги, которую Иван Пантелеевич так и не успел окончить. Все это Вера Ивановна вскоре передала в музей авиации.