Четверть века назад. Часть 1

Судьба, какъ видно, не хотла отказать ему въ этомъ удовольствіи. Божественная Офелія вышла въ эту минуту въ залу изъ боковой двери подл ложи въ которой предстала она въ послдній разъ его «очарованнымъ взорамъ», — вышла, остановилась на мигъ, замтивъ эту еще неуспвшую разойтись публику, и робко, замедляя шаги, двинулась наконецъ мимо креселъ.

Старый энтузіастъ обдернулъ жилетъ, провелъ торопливо рукой по вороху сдыхъ своихъ кудрей и, отдлясь шага на два отъ своей компаніи, браво сталъ на пути княжны, глядя на нее во вс свои большіе, голубые, восторженные глаза.

Она поняла что этотъ незнакомый ей старичокъ съ добродушнымъ и чрезвычайно симпатичнымъ лицомъ хочетъ непремнно lui faire son petit bout de compliment, и что этого избгнуть нельзя, и со своею тихою улыбкой подошла къ нему, привтливо кланяясь увнчанною полевыми цвтами головкой.

Онъ торопливо и низко склонилъ голову въ свою очередь, шаркнувъ при этомъ ножкой, и заговорилъ:

— Княжна Елена Михайловна, не осудите невдомаго вамъ индивидуя за несоблюденіе, быть-можетъ принятыхъ въ высшемъ свт приличій, а примите во вниманіе лишь то неодолимое побужденіе которое даетъ ему смлость навязаться вамъ, такъ-сказать, со своимъ разговоромъ… Смотритель ***скаго узднаго училища Василій Григорьевичъ Юшковъ, поспшилъ онъ объявить ей свое званіе, и еще разъ шарнулъ ножкой.

— Я очень рада, пролепетала княжна.

Онъ глядлъ на нее восхищенными глазами… Ему такъ много, много хотлось бы сказать ей…. Но онъ боялся ей наскучить, да и при томъ волненіи которое одолвало его онъ чувствовалъ что не найдетъ надлежащихъ словъ.

— Не смю утруждать васъ долгою рчью, княжна Елена Михайловна, торопливо проговорилъ онъ:- объемлющее меня чувство вылью, такъ-сказать, въ двухъ краткихъ словахъ: я видлъ Шекспировскую Офелію, видлъ васъ, — могу теперь умереть спокойно!

Въ этой преувеличенности, въ этомъ необычномъ для ея уха эмфаз выраженія слышалась такая внутренняя искренность что Лина почувствовала себя глубоко тронутою. Она протянула ему руку.

— Благодарю васъ за ваши добрыя слова! Я ихъ конечно принять на свой счетъ не смю; я почти въ первый разъ играла на сцен, и если вышло хорошо, то просто потому кажется что такая ужь роль… Каждая, я уврена, на моемъ мст сыграла бы точно такъ же какъ я….

Старикъ почтительно приподнялъ ея руку, чуть-чуть прикоснулся вытянутыми губами къ облегавшей ее перчатк и такъ же почтительно опустилъ ее.

— Каждая? повторилъ онъ, и закачалъ головой. — Нтъ-съ! осмлюсь возразить вамъ. Типъ, наружный, такъ-сказать, смыслъ Офеліи извстенъ дйствительно, и его, пожалуй, передать въ состояніи каждая образованная и даже просто смышленая театральная актриса. Но вы-съ, вы дали намъ душу Офеліи прозрть, княжна Елена Михайловна, а за нею и собственную вашу душу… Тутъ-съ не искусство одно, тутъ нчто еще высшее говоритъ въ человк и человку…

Лина вся зардлась вдругъ и сжала на мигъ болзненно брови.

Онъ замтилъ и очень смутился…. Но она замтила это въ свою очередь и поспшно проговорила:

— Я рада что вы на меня не сердитесь.

— За что это, помилуйте! Онъ руками всплеснулъ.

— За то что я не доиграла Офеліи, лишила васъ удовольствія дослушать ея роль до конца… Но я не могла, право; я осталась безъ голоса, говорила Лина, подымая на него свои смущенные и печальные глаза, — мое здоровье не особенно крпко.

— Не дай Богъ! Да хранитъ васъ весь сонмъ ангеловъ небесныхъ! вырвалось испуганно изъ груди старика-смотрителя… И со смерти князя Михайлы, никакой еще человческій голосъ не звучалъ для Лины такъ безкорыстно, такъ отечески нжно….

— Какой вы добрый! воскликнула она въ свою очередь, въ невольномъ порыв… Они были теперь одни въ опуствшей окончательно зал. Онъ совершенно растерялся, заморгалъ вками, подъ которыми уже проступали крупныя капли слезъ….

Дверь подл ложи изъ которой вышла Лина, отворилась опять широко и шумно, и изъ нея вылетла во всей пунцовости своихъ розъ, бархата и торжествующаго вида неизбжная Ольга Акулина.

— Лина, вы еще здсь? Какъ я рада, мы войдемъ туда вмст! крикнула она ей черезъ всю залу. — И никого, кром васъ, продолжала она, оглянувшись и застегивая на ходу длинную бальную перчатку (она, разчитывала застать еще хвостъ знакомой ей уздной публики, которой была далеко не прочь пустить лишній разъ пыль въ глаза своимъ трескучимъ туалетомъ)…. Ахъ, Василій Григорьичъ, здравствуйте! проговорила она свысока, подходя къ разговаривавшимъ и не отрываясь взглядомъ отъ своей перчатки, — я не знала что вы попали, также въ число нашихъ зрителей. Какъ вы находите, не правда ли, очень удалось?

— Чрезвычайно, сударыня, отвтилъ старикъ, знавшій ее давно по городу и далеко не питавшій сочувствія къ ея самонадянности и претензіямъ;- ваше участіе въ драм было въ особенности замтно, насмшливо промолвилъ онъ въ вид шутки.

Она громко разсмялась:

— Мое участіе… Меня вдь только для виду пригласили выйти на сцену сегодня. А вотъ къ завтрему я сама приглашаю васъ сюда, на мой бенефисъ. Я играю въ Льв Гурыч Синичкин и много пою. Услышите, не раскаетесь!..

Старикъ поклонился холодно и молча.

Барышня покосилась на него: