Четверть века назад. Часть 2

Гундуровъ, шагая объ руку съ Ашанинымъ по пути отъ рки къ дому, испытывалъ ощущенія существа у котораго въ одно и тоже время выросли бы крылья за плечаи и очутились бы пудовыя гири на ногахъ. Онъ хотлъ летть и не могъ. Сердце рвалось къ безумной, безконечной радости, и тутъ же замирало… «Препятствія со стороны княгини устранены», сообщилъ ему сейчасъ Ашашинъ, но что-то колющее, язвительное, мертвящее словно винтило внутри его, словно шептало въ какомъ-то израненномъ углу его мозга что отстранены они лишь потому что «все равно», что «счастія ему все таки не видать», что она… Дрожь пронимала его, въ глазахъ двоилось при этой страшной мысли, ноги подкашивались подъ его изнуреннымъ идти дневного безсонницей туловищемъ. Онъ алчно, судорожно, ждалъ минуты свиданія съ него, и боялся, и вздрагивалъ, и замедлялъ безсознательно шаги.

— Что же ты, Сережа, говорилъ ему Аланинъ, прижимая крпче локтемъ его локоть, — усталъ что ли такъ, или испугался предъ входомъ въ рай?

— Очень она перемнилась, скажи? въ десятый разъ спрашивалъ онъ вмсто отвта.

— Да нтъ же, говорятъ теб, нтъ!. Сегодня ей даже значительно, замтно лучше. И совсмъ то лицо, тотъ художественный обливъ какой былъ у нея, помнилъ, въ третьемъ дйствіи Гамлета, въ сцен съ тобою, гд была она такъ прелестна, примолвилъ Ашанинъ.

О, какой зудящей, до сихъ поръ не зажитой раны коснулся неосторожно красавецъ этимъ напоминаніемъ! Гундуровъ весь перемнился въ лиц, на которомъ мгновенно набжали, и также мгновенно исчезли краски.

— Нтъ, не можетъ быть, неужели все оттуда идетъ?… Пойдемъ, пойдемъ скоре! глухимъ и прерывающимся голосомъ вскрикнулъ онъ, увлекая теперь за собою пріятеля, который, занятый въ ту пору собственною эпопеей съ Ольгой Елпидифоровной, не владлъ достаточно вниманіемъ чтобы вникнуть въ интимную драму разыгрывавшуюся между Гундуровымъ и княжной въ упомянутой имъ сейчасъ сцен, и приписывалъ поэтому теперь вырвавшіяся у Сергя слова какому-то горячечному припадку.

— Не напугай ты княжну, ради Бога! говорилъ онъ ему, взбгая за нимъ на лстницу, и пугаясь теперь въ свою очередь.

Гундуровъ остановился передохнуть въ корридор, въ нсколькихъ шагахъ отъ комнаты Лины, и прислонился къ стн, боясь упасть отъ усталости и волненія.

Дверь этой комнаты отворилась; изъ нея вышелъ князь Ларіонъ.

— Здравствуйте, Сергй Михайловичъ, очень радъ васъ видть, промолвилъ онъ, протягивая ему руку;- войдите, H'el`ene васъ ждетъ!

Онъ пропустилъ его мимо себя, затворилъ за нимъ дверь, и обращаясь къ Ашанину стоявшему тутъ же:

— Пойдемте покурить по сосдству, какъ бы уронилъ онъ, направляясь къ бывiей комнат Надежды едоровны.

Гундуровъ переступилъ черезъ порогъ, усиленно сдерживая треgетъ пронимавшій вс его члены, приказывая себ смотрть твердо и спокойно.

Его точно ослпило солнечнымъ лучомъ въ первую минуту. Онъ на мигъ прижмурилъ глаза, открылъ ихъ опять. Прямо предъ нимъ, привставъ съ кресла, словно готовясь летть къ нему, стояла Лина, озаряя его всего блескомъ своихъ лазоревыхъ, жадно устремленныхъ на него глазъ, съ невыразимо счастливою улыбкой на заалвшихъ устахъ.

Всю жизнь свою потомъ не могъ онъ забыть этотъ взглядъ, эту улыбку.

— Вы… вы, наконецъ!.. пролепетала она, опускаясь снова въ кресло.

Онъ кинулся въ ней….

Лицо ея сіяло… Она протянула ему руку.

Вся тревога, страхъ, все что наполняло душу его суеврною, невыносимою мукой за мгновеніе предъ этимъ, все это разомъ исчезло, стаяло теперь какъ пна «горныхъ ркъ вытекающихъ въ степь», по выраженію поэта… [16] Вериги спали; какъ птица небесная несся онъ теперь на вольныхъ крыльяхъ въ самую глубь лазури, въ голубыя поля надежды счастья, доврья.

Онъ схватилъ эту протянутую ему руку, нагнулся глядя ей всми глазами въ глаза… и очутился у ногъ ея.

Что происходило у нея на душ? Кто это скажетъ? Но и она отдавалась, хотла отдаваться вся блаженству этой минуты. И она забыла въ эту минуту все что тамъ, глубоко внутри ея, рокотало глухимъ, роковымъ звукомъ объ иномъ, близкомъ, ожидающемъ ее… Онъ смолкъ теперь, она заставила его смолкнуть, этотъ роковой, могильный голосъ. Она опять какъ въ т дни, предъ пріздомъ Анисьева, хотла жить, жить хотя бы только этотъ краткій мигъ, но исчерпавъ въ немъ все блаженство какое лишь способна давать земная жизнь.

Она въ свою очередь не сводила съ него глазъ.

— Какъ вы блдны, худы!.. Вы изстрадались изъ-за меня, бдный? тихо говорила она.

— А вы сами разв не…. Онъ не осмлился договорить.

— Да, изъ-за васъ… и я! молвила она, какъ бы радуясь этому страданію изъ-за него.

Его охватила и понесла неотразимая волна.

— Вы моя… навсегда? прошепталъ онъ, прижимаясь горячими губами въ ея тонкимъ, блднымъ пальцамъ.

— Да, ваша… Въ этой жизни, и въ вчной, такъ же тихо произнесла она, торопливо надъ его наклоненною головой отирая свободною рукой выступившія у нея внезапно слезы. — А что наша милая тетя? поспшила она тутъ же спросить, улыбаясь опять, заставляя опять смолкнуть зловщій голосъ прорывавшійся изъ тайника ея души.