Онъ поднялся, слъ подл нея, не выпуская руки ея изъ своей, не отрывая отъ нея восхищенныхъ глазъ. Они заговорили… То были т слова, т рчи которыхъ «значенье темно иль ничтожно», но выше и слаще которыхъ нтъ на человческомъ язык.
Такъ прошло боле часа.
— Не довольно ли на сегодня? молвилъ имъ князь Ларіонъ, входя въ комнату съ Ашанинымъ, съ которымъ они тмъ временемъ успли раза два обойти кругомъ сада. — Не правда ли, H'el`ene? Ты рано встала сегодня, утомиться можешь…
Она и Гундуровъ взглянули на него какъ съ просонья… Этотъ голосъ дйствительно будилъ ихъ это сна, отъ того лучезарнаго сна молодой любви который лишь разъ въ жизни снится на земл человку, и проносится предъ нимъ какъ мимолетный отблескъ, быть-можетъ, его первоначальной, небесной родины.
Ни Гундуровъ, ни Лина не отвчали на слова князя.
— И Сергю Михайловичу надо отдохнуть, настаивалъ князь между тмъ:- онъ нсколько ночей сряду не спалъ. Узжайте къ себ, Сергй Михайловичъ, отдохните хорошенько, и возвращайтесь завтра. Я предварю о вашемъ прізд Аглаю Константиновну, значительнымъ тономъ добавилъ онъ.
Гундуровъ понялъ что оставалось еще окончательно уломать княгиню, а что онъ пока допущенъ лишь контрабандой въ Сицкомъ. Онъ вздохнулъ, уныло взглянулъ на Лину, и поникъ головой.
Лица страшно поблднла вдругъ. Она словно вся приковалась неподвижными зрачками къ лицу Сергя. Мучительная борьба изображалась на ея собственномъ лиц. Мгновенная буря словно смела съ него разомъ теперь весь цвтъ, все обаяющее оживленіе жизни; выраженіе какой-то леденящей тоски и страха пробгало теперь въ этихъ тонкихъ, въ этихъ нжныхъ чертахъ… «За что, за что?» словно вырывалось изъ глубины души ея наружу.
Но она превозмогла себя еще разъ. Вки ея опустились; она протянула руку, и уронила ее опять.
— Да, такъ лучше, прошептала она чуть слышно:- узжайте, отдохните… вамъ силы нужны…
Онъ безмолвно, растерянно глядлъ на нее… повелъ глазами въ сторону князя, встртился съ его глазами, настойчиво требовавшими чтобъ онъ уходилъ, уходилъ скоре.
— Прощайте, Елена Михайловна, до свиданія! пробормоталъ онъ, наклоняясь поцловать ей руку.
Она какимъ-то стыдливо-любовнымъ жестомъ занесла ему другую руку на плечо, прильнула блдными губами къ его лбу и, оторвавшись отъ него, проговорила надъ самымъ его ухомъ:
— Молитесь за меня… Я за васъ не перестану молиться…
Онъ испуганно, со страшнымъ біеніемъ сердца поднялъ на нее глаза.
Но она уже улыбалась своею обычною, тихою улыбкой.
— Да, вы измучились, вамъ отдохнуть надо. Узжайте!
— Я привезу его вамъ завтра свжимъ какъ роза, княжна, вмшался Ашанинъ, подходя и продвая руку подъ руку Гундурова.
— Завтра, да… завтра! повторила она черезъ силу. Губы ея дрожали.
— Ну, и довольно, Сережа, пойдемъ!
И Ашанинъ почти силой увлекъ пріятеля изъ комнаты.
Лина откинулась въ спинку своего кресла, и съ глухимъ рыданіемъ закрыла глаза себ платкомъ.
Князь Ларіонъ кинулся къ двери за которою только что вышли наши друзья, притворилъ ее, и поспшно вернулся къ ней.
— Теб дурно, H'el`ene? Я говорилъ… мн не нужно было, не нужно пускать его сюда!
— Нтъ, дядя, ничего, пройдетъ.
Она скоро успокоилась, отняла платокъ, повела на него мутными, какъ бы слипавшимися глазами.
— Теб нехорошо… и сейчасъ доктора позову! вскликнуль онъ.
— Не надо, мн ничего… напротивъ… мн только очень спать захотлось, дяди.
— Ступай, я пошлю теб горничную…
— Нтъ, здсь хорошо, въ кресл, совсмъ уже соннымъ голосомъ говорила она.
— Такъ положить теб, покрайней мр, подушку подъ голову?
— Да, спасибо, oncle!
Она уложила руку на приставленную имъ къ углу кресла подушку, прижалась къ ней щекой, — и тутъ же уснула.
Онъ опустился на близь стоявшій стулъ, уперся локтями въ колни, и погрузился въ это спящее, прелестное лицо неотступными и помертвлыми отъ внутренней муки глазами.
XLV