Четверть века назад. Часть 2

А Аглая Константиновна въ это время переживала свое послднее разочарованіе. Надежды которыя она возлагала на прибывшаго изъ Москвы доктора окончательно рушились. Пригласивъ его въ себ во внутренніе аппартаменты, она весьма пространно и весьма запутанно начала объяснять ему что, по ея мннію, болзнь дочери, которая страдала сердцемъ когда он еще жили въ Ницц, нисколько не зависитъ отъ тхъ какихъ-то «моральныхъ причинъ* которыми этотъ „monsieur Aurert veut bien объяснять ихъ теперь, и что, ей кажется, каждая болзнь должна быть лчима какъ это слдуетъ, то-есть лкарствами и другими средствами, между тмъ какъ се monsieur Auvert никакихъ лкарствъ не предписалъ, а только говорилъ объ этихъ causes morales, которыя совсмъ не дло доктора, а принадлежатъ къ secrets de famille, въ которые постороннимъ не слдуетъ вмшиваться“, а потому она проситъ его, Руднева, „сказать ей настоящую правду, можетъ ли онъ взять на себя лчить Лину просто, безо всякихъ этихъ хитростей, которымъ она не вритъ, потому что знаетъ откуда он идутъ“ (тутъ разумлся, само собою, князь Ларіонъ, подговорившій или подкупившій, но ея понятіямъ, Овера изъ злости въ ней, Агла, съ цлью противодйствія ея планамъ относительно замужства `ея дочери), и что за эту „правду“ она „съ большимъ удовольствіемъ готова ему дать mille roubles хоть сейчасъ же.“ На это молодой врачъ, весь вспыхнувъ, весьма ршительно и рзво объявилъ ей что то чмъ страдаетъ княжна — не нарывъ на пальц или жировая шишка, которые можно вылчить мазью или надрзомъ, что всякая внутренняя болзнь тсно связана съ условіями жизни больного, съ тми именно „моральными причинами“ о которыхъ говорилъ докторъ Оверъ, а тмъ боле такія страданія какъ страданія сердца, чувствительнйшаго изъ нашихъ органовъ, находящіяся въ прямой зависимости отъ этихъ условій и причинъ. „Это извстно каждому профану, заключилъ разгорячившись онъ, — а потому я въ вашемъ предложеніи, княгиня, вижу не только обиду для себя, но и какое-то намреніе съ вашей стороны, въ обсужденіе котораго я не вхожу, но участвовать въ которомъ я не намренъ, и предпочту лучше сегодня же покинуть вашъ домъ!“ Аглая страшно перепугалась, и облившись мгновенно слезами принялась клясться и божиться что она ничего другаго не имла въ виду кром „le bonheur de ma fille“, и готова все сдлать для этого, а потому умоляетъ доктора остаться и „лчить больную какъ онъ знаетъ.“ По его уход она тотчасъ же послала за Евгеніемъ Владиміровичемъ для обычнаго совщанія. Но „бригантъ“ напугалъ ее еще боле, сказавъ ей что докторъ весьма основательно могъ заключить изъ ея предложенія и разговора съ нимъ что она довела свою дочь до серіозной болзни, и теперь хочетъ скрыть это, подкупая его деньгами, и что это можетъ вдлаться тотчасъ же извстнымъ всей Москв.

— Mais c'est affreux, affreux! завопила Аглая, такъ и вспрыгнувъ на своемъ диван.- Que faire, mon ami, que faire?…

— Доказать на дл ему и всмъ что это неправда, протянулъ Зяблинъ своимъ сдобнымъ голосомъ, — и воспользоваться представляющимся вамъ для этого случаемъ!

— Какимъ случаемъ, que roulez vous dire?

— Гундуровъ здсь, молвилъ „бригантъ“ съ нкоторою торжественностью.

Она привскочила другой разъ.

— Гунду… D'ej`a! Гд онъ?…

— У княжны, къ которой привелъ его князь Ларіонъ Васильевичъ…

— Il l'a men'e chez ma fille!..

— Вы дали ему на это полное право: вы сказали ему чтобъ онъ длалъ „какъ хочетъ“.

— C'est doue fini, fini! заголосила Аглая, роняя отчаянно руки и разражаясь новыми слезами.

— Да xnj же это наконецъ, княгиня, вскликнулъ Зяблинъ, теряя всякое терпніе (а сколько его было у него съ этою умною женщиной про то могло бы сказать одно небо!), — неужели вы еще надялись посл, всего что было навязать вашей дочери этого петербургскаго… молодца! Пора, кажется, понять что она умретъ скоре чмъ выйти за него!

— Je dois done accepter ce petit monsieur poor mon beaг-fils! злобно вскрикнула Аглая. — Если вы не хотите чтобы съ вашеюдочерью…

— Знаю, знаю! перебила она его съ желчнымъ хихиканьемъ, — и вы съ ними говорите заодно! Je n'ai personne poor me d'efendre!..

Зяблинъ съ выраженіемъ оскорбленнаго достоинства на разбойничьемъ лиц поднялся съ мста.

— Если вы такъ принимаете мои слова, мн ничего боле не остается какъ удалиться….

Она отчаянно замахала руками.

— Ну bien, ну bien, зовите его сюда, зовите, et que cela finisse!..

„Бригантъ“ медленными шагами вышелъ изъ кабинета, — и черезъ пять минутъ вернулся. За нимъ шла Lucr`ece, съ которою онъ встртился на лстниц.

— Она говоритъ что онъ ухалъ, промолвилъ онъ, кивая на полногрудую Церлину, и опускаясь въ любимое свое кресло подл дивана хозяйки.

— Господинъ Гундуровъ? Такъ точно, ваше сіятельство, залопотала немедля та, — ухали сейчасъ, я сама видла. Съ господиномъ Ашанинымъ изволили ухать….

— Что же это значитъ? вскликнула княгиня, изумленно разводя руками.

— Ничего этого я не могу знать, ваше сіятельство, возразила горничная, — потому что они… ни даже господинъ Ашанинъ, недовольнымъ голосомъ примолвила она, — ни съ кмъ въ дом кром князя и княжны не говорили…

Аглая, вся покраснвъ, обернулась къ „бриганту“.