— Въ чужой уздъ захалъ, до самаго Подольска проводилъ его сіятельство, пояснилъ онъ со смхомъ, вопросительнымъ и нсколько удивленнымъ взглядомъ обнимая дочь и ея кавалера, и протягивая послднему руку. Ранцевъ съ радости пожалъ ее такъ что Акулинъ чуть не крикнулъ отъ боли.
— Ну, дочурка, сказалъ онъ, тряхнувъ пальцами выдернутыми имъ изъ этой медвжьей лапы, — въ Блокаменную собирайся!
— Это какъ?
— Назначеніе получаю.
— Полицмейстеромъ въ Москву? вскрикнула Ольга.
— Пониже маленечко, да посытне пожалуй! И жирная улыбка раздула еще разъ необъятныя ланиты Елпидифора.
— Что же это такое: «пониже»? спросила она хмурясь и надувая губы.
— А что пониже полицмейстера бываетъ, и не слыхивали, можетъ, никогда? спросилъ онъ въ свою очередь, передразнивая голосъ ея и мину.
— Частный приставъ есть, сердито отвчала она; — такъ разв вы согласитесь пойти въ частные пристава?
Онъ разсмялся во всю мочь, уткнувъ руки въ бока и насмшливо глядя ей въ лицо своими лукаво подмигивавшими глазками.
— Въ Городскую-то часть? Да какой же, съ позволенія вашего сказать, пентюхъ и оселъ не пойдетъ на этакое мсто!
— Частный приставъ, протянула брезгливо и свысока Ольга, — какая гадость!
— А исправникъ не гадость? протянулъ и онъ, передразнивая ее еще разъ. — Имлъ уже я честь, матушка моя, Ольга Елпидифоровна, докладывать вамъ не разъ что званіе — звукъ пустой, и что ни къ чему человку честь, коли нечего ему сть…. Спроси-ка вотъ Никанора Ильича, какъ онъ про это скажетъ?…
— Извстно, Ольга Елпидифоровна, поспшилъ подтвердить тотъ, — званіе безъ средствъ тягость одна-съ…
— Колибъ я продолжалъ по военной лямку тянуть, заговорилъ опять Акулинъ, — я, по товарищамъ судя, въ настоящую пору въ рол превосходительнаго птуха глотку бы дралъ предъ бригадой, а за усердіе мое получилъ бы содержанія столько что на одну вотъ на статью на эту (онъ треснулъ себя рукой по животу) доходовъ бы не хватало, не говоря о другомъ прочемъ… А тутъ и не казиста съ виду должность, а какъ ежели, бдно, бдно, пятнадцать тысячъ цлковенькихъ получать съ нея ежегодно, такъ пожалуй съ низостью-то званія помириться можно, какъ вы полагаете, Никаноръ Ильичъ?
Капитанъ промычалъ что-то, не то сконфуженно, не то нжно поглядлъ на будущаго тестя, и слегка покраснвъ и ухмыльнувшись опустилъ глаза.
— Это, то-есть, съ купцовъ взятки брать? громко и откровенно хватила зато Ольга.
Елпидифоръ Павловичъ и не подумалъ разсердиться; онъ только плечами пожалъ.
— И безо всякихъ взятокъ, и даже отцомъ-благодтелемъ всякій называть станетъ… потому матерію эту мы насквозь прошли, не сомнвайтесь, дочка моя достолюбезная… И какая вы тамъ ни на есть грандамъ, а какъ ежели захотите въ Благородное Собраніе, или къ самому графу на балъ туалетомъ блеснуть, такъ къ тому же отцу-частному приставу за презрннымъ металломъ отъявитесь, и мерси боку скажете что есть у него таковаго достаточно чтобы никогда вамъ въ немъ отказу не знать…
— Будьте покойны, возгласила на это Ольга, — никогда я за деньгами къ вамъ приходить не буду, и не вы, а мужъ мой будетъ платить за мои туалеты… Неправда ли, mon capitaine? И она улыбнувшись подняла на Ранцева свои зажигательные глаза…
Онъ не усплъ отвтить… Все огромное тло Елпидифора Павловича всколыхнуло вдругъ, словно двнадцативесельный барказъ подъ внезапнымъ набгомъ вала морскаго, маленькіе глазки запрыгали, отвислыя щеки раздулись мгновенно, и также мгновенно опали…
— Да что же это такое? едва былъ онъ въ состояніи произнести, — что же вы не говорите?.. Кончено у васъ что ли?..
— Ршено и подписано! расхохоталась на это Ольга, между тмъ какъ капитанъ безъ словъ, но весь мокрый отъ слезъ, хлынувшихъ тутъ же у него изъ глазъ, кидался на шею дебелаго ея родителя.
— Голубчикъ… зятекъ ты мой любезный… Никанорушка! въ избытк радости шепелявилъ тотъ, чмокая капитана влажными губами во всякое мсто воинственной его физіономіи.
— Вотъ видите, продолжала хохотать барышня, — и спшить вамъ не къ чему было мсто принимать… И надюсь что вы не поступите раньше чмъ насъ обвнчаютъ… Мы уже поршили:- тридцатаго, безо всякаго парада, и сейчасъ же къ нему, въ Рай-Никольское…
Она оборвала вдругъ… Кто-то быстрыми шагами спускался съ лстницы… Она обернулась — и увидала Анисьева.
— Ахъ, графъ, это вы… Совсмъ?
— Совсмъ, повторилъ, онъ смясь и сбгая къ ней, — сейчасъ заходилъ къ князю проститься…
Онъ еле замтно поморщился замтивъ ея собесдниковъ, но принялъ тотчасъ же любезный видъ, и учтиво поклонился имъ общимъ поклономъ.
Ольга сочла нужнымъ представить ихъ ему, и при этомъ съ замтнымъ оттнкомъ, коротко, словно проглатывая слова, назвала Акулина: «Отецъ мой», и тутъ же отвернулась отъ него.
— А капитана, сказала она, — вы мн говорили вчера, графъ, что знаете его еще съ прошлаго года, въ Венгріи?.. Никаноръ Ильичъ Ранцевъ, отчетливо прибавила она.
Флигель-адъютантъ протянулъ ему руку, изобразивъ на лиц любезнйшую изъ своихъ улыбокъ.
— Не знаю, помните ли вы меня, но мы съ вами встртились въ Коморн, куда я привозилъ награды за дло въ которомъ вы приняли такое блестящее участіе…