Четверть века назад. Часть 2

Ашанинъ передалъ ему все что онъ зналъ объ этомъ по разказу очевидца происшествія, Зяблина. Княжна упала въ обморокъ, изъ котораго ни одно изъ употребленныхъ затмъ домашнихъ средствъ не могло ее вывести. Она лежала съ судорожно сжатыми конечностями, полуоткрытые глаза глядли недвижно какъ у восковыхъ фигуръ, и только учащенное, но чрезвычайно слабое біеніе сердца свидтельствовало что жизнь еще не совсмъ ее покинула. Въ этомъ каталептическомъ состояніи застали ее Ашанинъ и привезенный имъ съ собою старикъ смотритель, прискакавшіе въ Сицкое въ седьмомъ часу вечера, то-есть восемь часовъ посл перваго момента обморока. Въ дом вс потеряли голову. Вальковскій ускакалъ за докторомъ. Княгиня, въ ожиданіи его, лежала пластомъ у себя на диван и голосила во все горло: «ma fille est morte, je n'ai plus de fille» не умя ничего придумать лучшаго и приличнйшаго въ эту минуту. Въ ладъ барын шелъ вой и стонъ женской дворни съ верху до низу дома… Юшковъ, импровизованный докторъ, веллъ принести теплой воды и льду: въ воду погрузили руки и ноги княжны, а ледъ приложили въ пузыр къ темени. Минутъ черезъ двадцать конечности отошли, а вскор затмъ княжна пришла въ себя. Она открыла глаза, но весьма долго какъ бы никого не узнавала и глядла на всхъ недоумвающимъ взглядомъ. На вопросы матери она не отвчала и повидимому не понимала ихъ… Ее до того времени успли только, поднявъ съ полу, перенести на ближайшій диванъ ситцеваго кабинета княгини, подложивъ ей подушку подъ голову и распустивъ шнуровку ея корсета. Ей было видимо неловко на этомъ короткомъ и узкомъ диван. Княгиня отдала приказаніе принести сверху ея кровать съ постелью, говоря при этомъ что желаетъ «чтобы дочь ея осталась тутъ, поближе къ ней»… Больная вдругъ застонала, и на лиц ея изобразилось страданіе, но говорить была она еще не въ состояніи. Когда же принесена была кровать и ее уложили на нее она черезъ силу прошептала: «домой, до…» «Теб будетъ лучше здсь, ch`ere enfant», старалась ее уврить мать, — «я за тобой ходить буду». Она чуть-чуть задвигала головой и слезы закапали изъ ея глазъ. Старикъ смотритель замтилъ шепотомъ Агла Константиновн что «желанія и даже прихоти больныхъ должны быть вообще исполняемы», и что въ настоящемъ случа было бы даже и весьма опасно противорчить имъ. Онъ подошелъ къ княжн и наклонившись къ ней спросилъ, желаетъ ли она чтобы перенесли ее въ ея спальню. Она чуть-чуть улыбнулась приподнявъ на него глаза съ удивленнымъ и довольнымъ видомъ, и поспшно проговорила: «да, да!» Княгиня замтно поморщилась, но должна была согласиться. Княжну, какъ была она, въ кровати, перенесли въ ея спальню. Тамъ горничная ея Глаша съ помощью «Lucr`ece» переодли ее и уложили «на ночь»… Но она спать не хотла или не могла, и долго металась съ боку на бокъ. Затмъ притихла, и укладываясь щекой на руку тихо, но внятно проговорила: «Гд ста-ри-чокъ?» Ее сначала не поняли, но Аглая Константиновна догадалась наконецъ, и выйдя изъ' ея спальни обратилась съ досадливо-высокомрною улыбкой къ Юшкову, усвшемуся съ Ашанинымъ въ кабинет княжны, сказавъ ему: «Она васъ кажется требуетъ!» посл чего, не возвращаясь уже къ дочери, сошла въ свои апартаменты, приказавъ чтобы, «въ случа она будетъ нужна, прислать ей сказать». Она очевидно, забывъ какъ за часъ предъ этимъ ревла что «ma fille est morte», дулась теперь на больную и на этого «старичка», котораго потребовала дочь «когда она тутъ, sa m`ere qui l'a mise au monde», и на Ашанина, привезшаго его, и заставъ въ своемъ ситцевомъ кабинет ожидавшаго ее тамъ Зяблина фыркнула: «Je ne sais pas vraiment ce que c'est que ce vieux dr^ole que monsieur Ашанинъ nous а colloqu'e!..»

А княжна видимо обрадовалась «старичку». Она указала ему взглядомъ стулъ противъ нея. Онъ подвинулъ его и слъ. Она, не перемняя положенія, долго глядла на него съ легкою улыбкой на блдныхъ губахъ, и наконецъ проговорила: «я васъ… узнала… вы… добрый!» — «Постарайтесь заснуть, милая княжна!» сказалъ онъ въ отвтъ. Она послушно закрыла глаза и принялась дремать. Но вки ея то и дло раскрывались, и она каждый разъ устремляла на него взоръ полный какой-то тревоги, какъ бы боясь чтобъ онъ не ушелъ, не пересталъ охранять ее… Онъ такъ и просидлъ всю ночь у ея изголовья. Посылать за княгиней не оказалось нужнымъ, а сама она сочла безполезнымъ приходить навдываться: «не присылаютъ, значитъ я ненадобна!» разсуждала она весьма логично, и весьма гнвно… На зар княжна наконецъ уснула спокойнымъ и крпкимъ сномъ.

На другой день только, часу въ десятомъ утра, пріхали Вальковскій съ докторомъ Ферапонтовымъ.