Каллиграф, который идет дальше простого ремесла, должен найти источник вдохновения и черпать из него. Каллиграф, который хочет создать великое творение без такого источника, добьется технически совершенной, но поверхностной работы. Его искусству будет недоставать духовности, глубины, подлинного смысла.
К тому же ему ничем не хотелось заниматься — не только преподаванием. но и совершенствованием своего искусства, в частности — подготовкой к первому в его должности состязанию Дайдзэн-Курокава. До него оставалось несколько месяцев, но чтобы увеличить шансы на победу, пора было начинать серьезно готовиться. После недели без Ханако ему стало труднее сосредоточиваться.
Его жизнь рушилась.
Он много думал о ней и ждал новой встречи. Он решил не планировать много на это занятие. Они начнут потихоньку, как обычно, и посмотрят, как сказался перерыв. Дружеская беседа поможет расставить все на свои места.
К тому времени, как Ханако пришла на урок, он начал волноваться. Он все-таки подготовил для нее серию из шести иероглифов — на случай, если они не найдут, о чем поговорить. Ханако низко поклонилась ему, войдя в студию. На ее лице читалось искреннее соболезнование его потере. Он низко поклонился в ответ.
Когда они расположились в студии, сэнсэй начал с того, что спросил, как она провела это время.
— Хорошо. Мне не хватало наших занятий.
— Мне тоже.
— Но у меня было время для размышлений, — сказала она.
— О чем?
Ханако достала блокнот из сумки с принадлежностями для каллиграфии.
— Это лишь начало, — сказала она, передавая его сэнсэю.
Он открыл блокнот и начал читать ее поэму. И пустота в нем начала заполняться, словно его напитывал глубокий источник се эмоций.
Сан-Франциско
— Спасибо, что помогаете с мамой, тетушка Киёми, — сказала Тина.
— Не нужно меня все время благодарить, мне это нетрудно.
— Но у вас и без того есть чем заняться, — тем более, что мама теперь не работает.
— У нас все в порядке, — сказала Киёми.
— Точно? А кто ее заменяет в «Тэмпура-Хаусе»?
— Пока никто. Мы пытаемся обойтись старым персоналом. Тяжеловато, конечно.
— А как насчет меня? Я могла бы работать вместо нее в вечерние смены.
— Это очень мило с твоей стороны.
— Правда, я была бы рада помочь.
— А кто же будет заботиться о маме? — спросила Киёми и добавила: — И о сэнсэе.
Тина вспомнила о своей «бабушке».
— Как она поживает?
— У нее все в порядке. Я спрошу. А твой университет?
— Времени на учебу у меня хватает. Честно говоря. я думаю, мама беспокоится насчет денег; хотя я почти уверена, что у нее неплохие сбережения, а я почти не истратила то, что она отложила мне на колледж.
— Ты правда думаешь, что она волнуется из-за денег?
— Со всеми этими проблемами со здоровьем — я даже не знаю. Она не ходила к врачу.
— Врачи нынче дороги. Не думаю, чтобы у нее была страховка.
Тина кивнула:
— Мне тоже так кажется.
Киёми заглянула в спальню:
— Сколько я ее знаю, она никогда не болела дольше двух дней.
— Это правда.
— А теперь все так навалилось. — Киёми повернулась к Тине и широко улыбнулась: — Если хочешь работать в «Тэмпура-Хаусе», приходи.
Тина улыбнулась такому неожиданному согласию.
Беркли
Копии MPT-сканов мозга сэнсэя были разбросаны по всему столу профессора Аламо. Он сделал несколько заметок про каждый и прикрепил их пластиковыми скрепками к снимкам. В его заметках указывались все активные зоны и, что гораздо важнее, — все неактивные. На каждом снимке было видно, что большая часть левой височной доли поражена после инсульта. Поразительно, что сэнсэй вообще может хоть что-то делать. Наверное, ему быстро оказали помощь — от такого приступа он легко мог умереть.
Аламо наблюдал и других пациентов, у который участки лобной коры оказались разъединенными с эмоциональными проводящими путями. Обычно они вели себя весьма непредсказуемо. Похоже, сэнсэй как раз из таких. Удивительно, что он вообще такой мирный. Обычно пациенты подвержены вспышкам дурного настроения — совсем как дети. Их поведение, равно как и мысли, полностью определялись либо чувствами, либо рассудком. А как показывает всевозрастающее количество случаев из практики, чувства позволяют принимать решения скорее
Портер бы не согласилась. Она считает, что ключом к сознанию является язык — через язык мы создаем концепты, метафоры и другие символические способы осмысления мира, которые, в свою очередь, влияют на то, как мы воспринимаем его. Она объяснила ему свою теорию, после того, как они столкнулись в школе каллиграфии.