Четыре беса

 Адольф постучался в дверь к Любе и Луизе, и все четверо пошли по коридору.

 Ни один из них не сказал ни слова, и тихо уселись они за тот стол в ресторане, где всегда садились. Кружки были принесены, и они пили молча. Были так медленны и осторожны малейшие движения Любы, так нерешительно за стакан бралась, словно она взвешивала каждую мелочь.

 В ресторане было шумно. Биб и Боб праздновали день своего рождения, и кружок артистов собрался около их стола.

 Кто-то фокусы показывал, а клоун Трип изображал паяца.

 Одни только "бесы" оставались у себя в углу.

 Тихо исчезли танцовщицы, которые в ожидании сидели у стены, за ними прислали какие-то нетерпеливые господа. На одном столе в углу приказчики играли в карты.

 Клоуны продолжали шуметь. Один из них играл на окарине, и полдюжины кри-кри ему отвечали. Клоун Том поднес Бобу, как подарок от товарищей, качан, набитый табаком, и все принялись нюхать и чихать, хором нюхать и чихать под крик кри-кри. Вскочив на стол, клоун Трип все еще изображал паяца, вертясь и извиваясь.

 А "бесы" сидели тихо.

 Вошел разносчик афиш с сумкой и с клейстером и наклеил на двух досках программу на завтра. Слова ,,les quatre diables" повторялись там три раза.

 Адольф встал, подошел к программе и рассматривал ее. Попросил приказчика перевести, и тот встал из-за карт и перевел медленно с чужого языка, -- а Адольф слушал:

 "Уверяя, что в этом нашем представлении мы приложим все старания, чтобы угодить почтеннейшей публике и всем, дарившим нас своим благосклонным вниманием, остаемся с совершенным почтением

Les quatre diables".

 Адольф кивал головой, следя от слова к слову за чужим текстом. Потом вернулся к столу, уставил на афишу с ее замысловатыми буквами радостные глаза, и говорил:

 -- Красивые буквы.

 И Луиза и Фриц тоже встали, пошли к афише один за другим и рассматривали ее.

 Кри-кри пронзительно пищали, так что ушам было больно. Клоун Том насвистывал что-то, запихав себе в нос маленькую свистульку.

 Встала и Люба. Тихо стала позади Фрица и Луизы, и в это время приказчик опять переводил те же слова:

 "остаемся с совершенным почтением

Les quatre diables".

 Луиза смеялась чуждому звуку слов, таких трудных, -- язык сломаешь; их веселили и буквы, и звуки, которые подсказывал приказчик, эти удивительные звуки, и особенно смешила их обоих фраза: "остаемся с совершенным почтением".

 Это звучало так комично, что и другие подошли; и все они, -- клоуны, и гимнасты, и дамы,-- смеялись, и кричали, и повторяли громко, насмешливо-веселым хором, на своем языке каждый, заливаясь хохотом, одни и те же слова:

 "остаемся с совершенным почтением

Les quatre diables".

 Визжали кри-кри. Высоко со стола на стол перескакивал, паясничая, Трип.

 Рассмеялась и Люба, громко и продолжительно, после всех, уже когда шум начал утихать.

 "Бесы" вернулись на свое место.

 Адольф вынул деньги и положил их рядом с кружкой. Потом встали трое, а Фриц остался. Ему еще не хотелось идти домой.

 -- Покойной ночи, -- сказали Адольф и Луиза.

 -- Покойной ночи, -- ответил Фриц, и не двинулся с места.

 Люба остановилась, пристально посмотрела на него, точно опять мучительна стала ей мысль об этой последней ночи.

 -- А demain, Aimée [До завтра, любимая -- фр.], -- сказал он.

 Медленно отвела от него свой взор.

 -- Покойной ночи.

 Вышла в большой коридор. Там было темно. Фонарь разносчика афиш стоял на полу, и в его мерцающих лучах светилась желтая бумага афиш. Остальные двое ждали уже ее у дверей. Она пошла за ними одна.

 Между высокими домами было мертво и тихо.

 Люба смотрела на высокие каменные громады словно чуждыми глазами.

 Небо было высоко и ясно. Люба подняла голову и смотрела на звезды, о которых говорят, что это--целые миры, другие миры.

 И потом смотрела опять на здешнее, -- на дома, и двери, и окна, и фонари, и камни мостовой, как будто каждая здесь вещь была дивным чудом, как будто все это она видела в первый и единственный раз.

 -- Люба, -- окликнула Луиза.

 -- Да, я иду.

 Опять смотрела на длинный ряд домов, которые тянулись желтые, замкнутые, все каменные, -- ряд домов, между которыми замирали ее шаги...

 За ними пронзительно визжали кри-кри, и слышался смех клоунов.

 -- Люба! -- опять окликнула Луиза.

 -- Я здесь.

 Люба догоняла их. Оба стояли рядом у фонаря и ждали ее.

 Луиза откинула голову назад и тихо вздохнула.

 -- Боже мой! -- сказала она, -- что ты все отстаешь?

 И, озаренная светом фонаря, прижавшись к руке Адольфа, смотрела она в мертвую, незнакомую улицу, из которой они только-что вышли, и которая тонула в полутьме.

 -- Мне нравится эта улица, -- сказала она.

 И она засмеялась, повторяя эти смешные слова: "остаемся с совершенным почтением", и потом сказала, бросив последний взгляд в даль успокоенной улицы:

 -- А как она называется?

 -- Ах, -- сказал Адольф, -- мало ли улиц и переулков, всех не запомнишь.

 И они шли дальше между каменных громад.

 Фриц оставался в ресторане. Его звали за стол, где сидели клоуны. Но он только покачал головой, и один из клоунов сказал:

 -- А, его ждет что-то получше, -- счастливой ночи!

 И все смеялись.