Читаем Четыре выстрела: Писатели нового тысячелетия полностью

Конечно, Садулаев не стилист в том смысле, в каком стилистом является, например, Набоков. Но то, что у него свой неповторимый и отличный от прочих стиль – это факт. Стиль, замешанный на художественности и публицистичности, мифопоэтичности и фантасмагоричности, на лиричности и китче. Его текст развертывается не только в настоящем, он поднимает исторические и мифические пласты, интуитивно пытаясь нащупать контуры будущего.

Возьмем упреки во вторичности и подражательности. Критик Наталья Курчатова пишет о “Таблетке”: “Cовершенно слабосильный, путаный, высосанный из пальца и не в хорошем смысле подражательный роман от довольно многонаобещавшего (что только усиливает разочарование) молодого автора” (http://www.natsbest.ru/kurchatova09_sadulaev.htm). Но разве это не краеугольные камни всей современной культуры, которая зиждется на штампах, на брендах, которая вся высосана из пальца?.. Это культура зависящего от спроса тиража, для повышения которого используются мифологемы лейбла. Так стоит ли обвинять в этом Садулаева, который строит свои тексты, не только чутко прислушиваясь к историческим генетическим токам, но активно используя пазлы, отлитые из культурного сора современного мегаполиса?

С. Б. Да, искусство часто рождается из сора, не спорю. Но сейчас о рождении большого писателя говорить рано. Какое место занимает Садулаев в современной литературе? Если сравнивать с авторами сборника “Молодые писатели”, то автор “Апокрифов чеченской войны” предстанет фигурой значительной, а вот если сопоставить его с Маканиным, Волосом, Юзефовичем, Иличевским, Сенчиным, Палей, то картина получится совсем иной.

Критика Курчатовой, Кучерской, Пустовой, резкая и достаточно точная, примечательна тем, что молодые критикессы, кажется, пропустили “чеченское” начало карьеры Садулаева и принялись сразу за его офисную прозу. Показательно и недовольство рецензентов, очевидно, впервые прочитавших книгу Садулаева. Надо же! Автор претендует на “Букер” и “Нацбест”, а пишет, между тем, совсем неважно. Как же так? Кто его пустил в большую литературу?

Ключевое здесь слово “многонаобещавший”. Кто же это много наобещал? Откуда возник Герман Садулаев? Насколько я понимаю, феномен Садулаева появился благодаря Илье Кормильцеву, Евгению Ермолину, Наталье Ивановой, Сергею Чупринину. Форум молодых писателей помог развить успех, но его роль здесь второстепенная, в Липки он приехал уже “звездой” с публикациями в “Знамени” и “Континенте” и, конечно же, с книгой “Я – чеченец”.

Для издательства “Ультра. Культура” Садулаев подходил идеально: чеченский националист, да еще левый, жаль, что не исламист, тогда бы уж был полный набор, но и так хорош. А вот с журналами “Знамя” и “Континент” совсем другая история. Либералы Наталья Иванова и Сергей Чупринин, христианский демократ Евгений Ермолин продолжают нашу старую, почтенную, еще времен Герцена, интеллигентскую традицию: близко к сердцу принимать чужую боль и стараться искупить преступления (или “преступления”, иногда это слово уместно в кавычках, иногда – без) власти перед другой страной, другим народом или даже другим сословием. Идейно далекие и от западников сороковых и, тем более, от демократов-шестидесятников, они все-таки унаследовали это качество. Успех Садулаева, его публикации в престижных либеральных журналах, на самом деле очень далеких от его националистических и тем паче имперских идей, родились из этого чувства вины: за депортацию чеченцев в феврале 1944-го, за бомбежки Грозного, за лагерь Чернокозово.

Кстати, ни Герман Садулаев, ни кто-либо еще из чеченских писателей не задумался о вине чеченского народа перед десятками тысяч русских и казаков, убитых чеченцами или изгнанных из Чечни. Я уж не говорю о набегах на казачьи станицы и грузинские селения, а то, если судить по произведениям Садулаева, чеченский народ только защищался от бессердечных и бессовестных захватчиков “с севера”. А рабство, которое автор рассказа “Бич Божий” едва ли не оправдывает?! Хотя кто, как ни чеченский интеллектуал, человек, способный размышлять о судьбе своего народа, его взаимоотношениях с соседями, должен задуматься!

А. Р. Говорить о том, что в литературу его “пустили” исключительно либералы, я бы не стал. Конечно, публикация повестей Садулаева на страницах “Знамени” кричит чеченским национализмом, но в газетах “Завтра” или “День литературы” уже таковым не воспринимается.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология