Четырнадцать дней

– Наступил Судный день, – поддержала Кислятина ехидным тоном. – Пандемия обнажила изнанку жизни. Чума – лучший способ показать, как паршиво обращаются с бедняками в этой стране. Бьюсь об заклад, половина Верхнего Ист-Сайда опустела. Особняки, таунхаусы и квартиры на целый этаж, забитые антикварной мебелью и картинами, безлюдны и мертвы. Их владельцы устроили свои толстые задницы на пятиакровых лужайках в Саутгемптоне, потягивая «Веспер» и беседуя о Дэмиене Хёрсте.

Никто не поинтересовался, кто такой Дэмиен Хёрст.

– Знаю я эти таунхаусы, – наконец заговорила Уитни. – Когда мне было лет двадцать, я работала в аукционном доме на Мэдисон-авеню. Мы продавали произведения искусства, а также их оценивали – порой для продажи, а порой для страховки или утверждения завещания. Мы ходили в те дома и смотрели на превосходные коллекции. Иногда их тщательно собирал кто-то действительно влюбленный в искусство, а иногда – составлял нанятый куратор ради статуса владельца. Когда коллекционер умирал, мы продавали его имущество и коллекцию разделяли: картины уходили другим коллекционерам, галеристам и музеям.

– И в этом есть мораль, – заявила Дама с кольцами. – Столько вещей собрано – и ради чего в итоге?

– Я думаю, искусство важно. Оно делает жизнь более полной. Любовь к искусству важна. Коллекционирование того, что вы любите, важно. Хотя есть и более существенные вещи, – ответила Уитни.

– В конце концов Господь забирает все, – сказала Флорида. – «Послушайте вы, богатые: плачьте и рыдайте о бедствиях ваших, находящих на вас. Богатство ваше сгнило, и одежды ваши изъедены молью. Золото ваше и серебро изоржавело, и ржавчина их будет свидетельством против вас и съест плоть вашу, как огонь: вы собрали себе сокровище на последние дни. Вот плата, удержанная вами у работников, пожавших поля ваши, вопиет, и вопли жнецов дошли до слуха Господа Саваофа. Вы роскошествовали на земле и наслаждались; напитали сердца ваши, как бы на день заклания»[86].

Цитата из Библии, произнесенная внезапно и вдохновенным голосом пророка, на мгновение заставила всех замолчать, даже Кислятину.

– Какое подходящее вступление к моему рассказу, – улыбнулась Уитни. – У меня есть ужасная история про богатство с червоточинкой – как и было сказано.

* * *

– Аукционный дом располагался в прелестном здании, занимавшем целый квартал. Над широким входом был вырезан барельеф в стиле ар-деко – муза, парящая над тоскующим художником, как выражение нашей приверженности искусству, а не коммерции. В то время нас только что купил английский дом, благодаря чему мы получили определенный международный имидж, хотя мы и так уже были давно и хорошо известны и имели высокую репутацию. Через нас проходили почти все значимые открытые продажи предметов искусства. Мы занимались Рембрандтом, яйцами Фаберже, мебелью в стиле Людовика Пятнадцатого, библиями Гутенберга и шпалерами Обюссона. Важные торги проводились по вечерам, вход только в смокингах и по приглашению. Мы продавали редкости и предметы невероятной красоты ценителям, обладающим глубокими познаниями и большими деньгами. Мы находились на пике культуры и богатства. На стене нашего отдела висели часы, помеченные табличками «Токио», «Лос-Анджелес», «Нью-Йорк» и «Лондон». Мы нашли свое место в мире – в самой гуще событий – и были о себе довольно высокого мнения.

Я работала в отделе американской живописи. Каждый отдел занимался оценкой для собственных клиентов, но было еще и отдельное подразделение экспертизы, которое собирало команду из сотрудников и отправляло для оценки наследственного имущества или коллекций.

Отдел экспертизы возглавлял Грант Тайсон, высокий, симпатичный британец лет сорока, с кирпично-красным лицом, представительный, весьма сведущий, безупречно вежливый и с потрясающим чувством юмора. Его помощница, Присцилла Уотсон, выпускница колледжа Смит родом из старинной филадельфийской семьи, была чопорной, придирчивой и очень умной, с язычком как бритва. Ее коротко подстриженные, идеально уложенные волосы стягивала бархатная лента, а туфли всегда подходили к сумочке. Ей было слегка за тридцать. Хотя наш аукционный дом имел солидный возраст, работали в нем на удивление молодые сотрудники: большинству начальников отделов было лет сорок, а многим младшим сотрудникам вроде меня и тридцати не исполнилось.

От Гранта пришло распоряжение оценить большую коллекцию, оставленную в наследство в Нью-Джерси, – в основном европейская бронза девятнадцатого века. Также имелось несколько американских бронзовых изделий и картин, поэтому меня тоже включили. Оценить требовалось все, хотя мы не ожидали увидеть ничего стоящего, за исключением бронзы: коллекционеры обычно собирают либо хорошие произведения искусства, либо хорошую мебель, но не то и другое вместе.