Читаем Четырнадцать дней полностью

– Я вас умоляю! – резко повернулся к ней Евровидение. – Не могли бы вы воздержаться от саркастических замечаний по любому поводу? Такая трагическая история. Вы вообще способны не оценивать постоянно все подряд?

Я подумала про вещи, оставленные бывшим управдомом, и внезапно с ужасом осознала (и почему это не пришло мне в голову раньше?), что, возможно, он не уехал, а просто умер. Иначе разве не забрал бы он с собой хотя бы урну с прахом своего питомца? Я огляделась по сторонам. Хватит ли у меня смелости спросить? Большинство жильцов должны бы знать о его смерти. Но прежде, чем я приняла решение открыть рот…

– Отрицание, – засмеялся Просперо. – Отрицание смысла слов в телеграмме. Отрицание смерти сына и похорон. Отрицание самой смерти. Точно так же, как сейчас. Морги переполнены, груды тел растут на острове Рандалс в рефрижераторных контейнерах на футбольных полях. Никто не держит умирающих за руку, не проводит заупокойные службы и погребения. Полное отрицание.

– Ковид уничтожает наши ритуалы смерти, – заметила Дама с кольцами, кивнув на Королеву и явно вспоминая давнюю историю смерти ее отца и бабушку, прошептавшую «Somos», «Мы есть».

– Образ старухи в коме впечатляет, однако, – произнес Дэрроу. – Кругом вещи, деньги, произведения искусства и все то, что делало жизнь удобной и безопасной, и все же самое главное она потеряла – воспоминания о сыне. Они исчезли из ее поврежденного мозга. Куда же они делись?

– С точки зрения физики, информация во Вселенной не может быть ни создана, ни стерта, – заявил Поэт, сузив глаза. – А значит, они все еще где-то там, во Вселенной. Ее сын, ее воспоминания о сыне, его воспоминания о ней – они где-то там, среди звезд.

– Santo cielo[88], какие глупости вы болтаете! – покачала головой Флорида. – Наворотили невесть что! За ответами идите в церковь. Что может быть проще?

– Где-то там, во Вселенной, – эхом откликнулась молодая женщина, сидевшая на краю нашего круга, в тенях, и снова повторила, погромче: – Где-то там.

Евровидение с укоризной глянул на меня, словно я приглашала сюда всяких незнакомцев, затем изменил выражение лица и повернулся к вновь прибывшей:

– Добро пожаловать! А вы… гм… из какой квартиры?

– Из 6Е. Парднер. Я думаю, вы все знаете мою маму, – ответила она низким, спокойным и мечтательным голосом.

– А, так вы та самая дочка? Из историй Парди?

Молодая женщина кивнула.

* * *

– В историях мамы тоже есть свои истории. И в нашей квартире, где мы жили. Джерико, мой отец, спрятал в стенах дневники. Я нашла как минимум три. А еще записку, которую он написал маме, но так и не показал ей. Там написано: «Мне стыдно за свое происхождение. Любовь к чернокожей женщине этого не меняет. Исполнение блюзов тоже. Спасибо, что не в обиде на меня из-за моих сородичей». Дальше он рассказывает про своего дедушку и шланги для полива и в конце добавляет: «Я спросил тебя про ружье, потому что знал то, чего ты не знаешь, – о чем думал твой отец в ту ночь на пирсе. Однако он обнял тебя и умер своей смертью в собственной постели. Я так не сделаю. Я не могу отделить тебя от моего желания быть черным. Трудно быть блюзовым певцом из Техаса и не быть черным. И насколько же проще быть блюзовым певцом из Техаса и быть белым. У меня в голове полный бардак». Я рада, что он не оставил ту записку маме. Будь мама здесь, я бы вам ничего не сказала.

И про привидения не стала бы говорить. Понимаете, в моей квартире живут два призрака. Один переехал вместе со мной из Миссисипи, а другой местный. Рози изъясняется стихами и устала от белых. Она сразу устала от белых, родившись в Миссисипи лет девяносто назад. А второго призрака я называю Белой Швалью. Он вроде пророка. Сам белый и деревня деревней, но при этом белых почему-то терпеть не может. Иногда считает себя самым черным среди нас. Рози его ненавидит.

Призрак Белой Швали говорит, что тяжело родиться в мире, где само по себе наличие белой кожи и члена дает тебе преимущество, а затем проснуться однажды утром – а преимущество у людей с вагиной. Или с темной кожей. А если у человека и темная кожа, и вагина? О, лучше даже не спрашивать! Размышления на тему, каким образом люди, начинавшие позже вас, вдруг вас опередили, затянутся настолько, что у вас зубы повыпадают. Ну а если вы призрак Белой Швали, то до смерти доведут.

По мнению Рози, он просто привидение, которое хочет быть ангелом и рассчитывает на мою помощь. Обожаю Рози. Она всегда говорит голую правду.

Как-то недавно вечером я опрокинула на пол бокал красного вина – Белая Шваль снова разразился потоком предсказаний, а Рози впала в задумчивость. И начала задавать вопросы.

Включается ли свет от звука? Ха!Искривляется ли свет,обтекая ее тело достаточно долго,чтобы измерить ее там?О, сохраняет ли деревовкус?

Призрак Белой Швали без ума от Рози. Он воображает, будто попал в церковь блюза и они с Рози поют антифоном.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза