Читаем Четырнадцать дней полностью

«Расскажи еще про вкус дерева, девочка!» – Он сверкает золотым зубом и мнит себя совершенно неотразимым.

Я продолжаю оттирать пол и молча слушаю. Рози понижает голос и подходит к Призраку поближе.

Насколько южная древесина похожа вкусомна потные бедра черной девушки?Какой чурбан не захотел бы?

Тут я задумалась о капле, стекавшей по задней части моей ноги, пока я оттирала вино с пола: тру все то же красное пятно и размышляю, как далеко мы продвинулись, или и не продвинулись, я и Рози, от Миссисипи до пристального взгляда этого белого мужчины из Нью-Йорка. Оставляю ли я свою соль на полу? Унаследовала ли я от матери некую соль выживания? Придает ли она мне другой вкус, когда я за пределами Юга? Имеет ли северная древесина другой вкус? Допустим, Белая Шваль сказал бы мне, если бы прижал язык к прожилкам, к внутренней части моей ноги, позволь я ему…

«О-о-о, земля и плоть, – распевала Рози. – О-о-о, древесина и вода…»

Она порядком разошлась. Закрыла глаза. Цветок в волосах. Платье свободно свисает, облегая бедра, – она покачивается, начиная проповедь. Призрак Белой Швали склоняет голову. Он всегда так делает, когда знает, что Рози выходит за пределы себя, в самую Дельту – имя этого места означает перемены.

Бывает, что я провисаю, весь отполированныйпод ее согнутым коленом;бывает, что я наполняюсь под нажимомее обутой ножки и покачиваюсь;бывает, что ее красные от боли рукиостаются петь кровью в моих водах, —бывает, что мне нужна мисс Рози, не так ли?Она мое пропитание,верно?Ее сладкая вонь – приправа для моих потрохов.Дай им пищу.Может ли место иметь предпочтения?Господьзнает, что это место отличается от Бога,одинакового со всех сторон. Да, хоть я и вкушаю ее,ее страдания все равно причиняют мне боль.

Под конец мы с Белой Швалью сидим, прижавшись друг к другу на диване, и вытираем слезы. Ах, если бы у нас хватило слов!

«Ха!» – резко и негромко выдыхает Рози.

«Эх, чтоб я сдох!» Белая Шваль вздрагивает и потягивается, выпрямляя ноги.

Рози по-прежнему стоит, прислонившись к двери моей спальни, с видом той самой, кто выживает в красном платье, и курит.

«Мы слишком хороши для тебя, белый мальчик».

«Вот еще! Разве не моя гитара – разве не гитара белого мальчика – дает этой маленькой, уж точно не белой мисс все ее мелодии? Разве не моя гитара производит звуки, позволяющие светить, как ты выражаешься?»

Теперь мои привидения смеются вместе – надо мной. Я бы не возражала, если бы мои слова не приходили от них, а я не хочу пугаться собственного голоса, или чтобы они меня обидели.

«Рози, могу я теперь побыть землей? Сказать от ее имени пару слов?» – спросила я.

«Да что ты знаешь о земле, бледняшка?» – встрял Белая Шваль.

По его мнению, деревенское происхождение дает ему преимущество, и он знает про черных больше прочих – или больше, чем ему следовало бы знать. В любом случае больше, чем знаю я, светлая мулатка. Но как же он ошибается!

«Что ты можешь про это знать, городская девчонка?» – подначивал призрак.

«Она достаточно знает, – подбодрила меня Рози. – Давай, малышка. Расскажи нам, что ты принесла».

Оно пришло откуда-то извне или из какой-то части моих костей и крови, существовавших еще до моего рождения. Может быть, в Меридиане, как говорит мама. Слегка отставая от ритма, как меня научил Белая Шваль – что сам перенял у Рози, когда был еще жив: он нуждался в мыслях о ней во времена своей неприкаянности. Я думаю, она преследовала его, сама того не подозревая. В большинстве случаев я становлюсь для них путем туда и обратно. Проводник душ в загробный мир – в домашних тапочках. Сегодня я свидетель другого рода.

Зови меняколыбельюи гнездом…

«Неплохое начало, неплохое!» – Белая Шваль уверен, будто имеет право высказываться.

«Замолчи!» – Рози знает, что такого права у него нет, я тоже знаю.

«Зови меня Миссисипи…» – распеваю я.

«Черт побери!» – шепчет он.

«Мм, ш-ш-ш…» Она его понимает.

На мне все грехи Эдема,и я же – надежда для всех, сейчас и потом, —они падают, говорят:«Накорми меня, Миссисипи»,говорят:«Упокой меня, Миссисипи».Видишь мой кулак?Видишь, как растет моя ярость?

Призрак Белой Швали качает головой и прикуривает.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза