Четырнадцать дней

«Я убедилась, что он в состоянии встать и идти. Его рот все еще был заклеен скотчем, и он кивнул в ответ на мой вопрос, может ли переставлять ноги. Я напомнила, что все случившееся является возмездием за то, что он сделал с близким мне человеком, и, кажется, он тоже это понимал. Я предупредила, что не стоит никому ничего сообщать или доносить на меня в полицию, иначе моя подруга выдвинет против него официальные обвинения – и, несомненно, ее поддержат многие другие студентки, подвергшиеся насилию с его стороны. В тот момент выражение его глаз доказало мою правоту: моя подруга была далеко не единственной изнасилованной девушкой. И все они боялись заявить на него, боялись того, как это повлияет на их жизнь, и не желали потерять больше, чем уже потеряли.

В общем, я надеялась, что ему пришьют руку, и каждый раз, видя свое увечье и осознавая ограниченность возможностей, он будет вспоминать, почему так получилось. Каждый раз, оставаясь наедине со своей изуродованной рукой, будет чувствовать мое присутствие – точно так же, как мы с моей подругой чувствуем его присутствие каждый раз, оставаясь наедине».

Слушатели хранили молчание.

«Всем спасибо!» – задорно поблагодарила Прия и сошла со сцены.

В зале раздались редкие аплодисменты, и все стали переглядываться, словно решая, уместно ли хлопать и что мы тут вообще услышали: признание в серьезном преступлении или жуткую выдумку? Будто прочитав наши мысли, Прия запрыгнула обратно на сцену, взяла микрофон и сказала: «Чистая правда!» А затем вышла через черный ход.

* * *

Я замолчала и глотнула из термоса, затем подняла голову. Все уставились на меня с застывшими лицами. Дэрроу, кажется, тошнило.

«Ну что ж, вы сами напросились!» – подумала я.

– И никто не вызвал полицию? – спросила Уитни.

– Нет! – Я слишком поздно осознала, что почти взвизгнула. – Зачем? Это же просто история.

– Зачем? – переспросила Уитни. – История о серийном насильнике, нападении и, возможно, даже убийстве? Надо было вызвать полицию! Вам следовало заявить о таких вещах.

– Да я-то тут при чем? Или любой другой слушатель. Это не мое дело, – возразила я.

– Вызвать копов, ага. Прекрасная идея! Чуть что, вызывайте копов, – вставила Хелло-Китти, лениво выдувая колечко дыма из вейпа.

Дэрроу вдруг издал сдавленный звук, словно откашливаясь, чтобы привлечь внимание.

– Вот как раз полицию вызывать и не стоило.

– Почему это? – удивилась Уитни.

– Наша управдом услышала рассказ о множестве преступлений от совершенно незнакомого человека, без каких-либо доказательств, то есть всего лишь ни на чем не основанные слухи. С точки зрения закона, они никакого веса не имеют. И может быть – и даже скорее всего – являются выдумкой. Если бы она обратилась в полицию, а в итоге выяснилось бы, что все придумано, она дискредитирует чью-то репутацию или причиняет вред, у нее могли бы возникнуть серьезные проблемы с законом. В общем, я бы посоветовал ни в коем случае не сообщать.

– Благодарю вас! – сказала я, уже горько сожалея о своей откровенности.

– Хотите знать мое мнение? – вмешалась Флорида. – На мой взгляд, это всего лишь небылица. Случись такое на самом деле, она бы никогда не призналась перед целой толпой слушателей.

– Кстати, чисто из любопытства, а он добрался до больницы или умер в лесу? – поинтересовался Дэрроу, задержав на мне взгляд чуть дольше, чем мне бы хотелось.

– Мне-то откуда знать? Прия не сказала!

Он пожал плечами и повернулся к Мэн:

– Доктор, а вы как думаете? Мог ли тот подонок выжить с отрезанной рукой? Теоретически рассуждая, разумеется.

У меня закружилась голова, высокие темные здания вокруг жутко и медленно поплыли. Не пора ли сбегать к парапету и хорошенько вывернуть желудок?

– Если бы руку отрезали чуть ниже плечевого сустава, дело приняло бы весьма серьезный оборот, – задумчиво ответила Мэн. – Но если отрезать ниже локтя, то при хорошо затянутом турникете у него был шанс выжить. А Прия, похоже, знала, что делала. Многое зависело бы от того, как далеко ему пришлось идти, сколько крови он потерял, прежде чем кровотечение остановилось, и насколько сильный шок испытал. Возможно, он прошел всего несколько сотен ярдов и упал, а может быть, сумел преодолеть милю или даже больше. Я бы оценила его шансы как шестьдесят на сорок.

На крыше воцарилось молчание.

– Давайте перейдем к следующей истории, – пробормотала я, снова отхлебнув из термоса.

– А я помню «Бёрп касл», – медленно произнес Евровидение, с любопытством меня разглядывавший.

– Отлично! – отозвалась я, избегая смотреть ему в глаза.

– Рядом с ним никогда не было подобного заведения.

– Да? Ну тогда, наверное, она выступала в каком-то другом месте, а я и забыла.

– А еще… – Он понизил голос. – Я никак не могу себе представить, чтобы Прия или кто-то другой рассказал подобную историю в кругу незнакомцев.

– Так я же и говорю, это небылица! – вмешалась Флорида. – С целью шокировать публику.

– Вообще-то… я… так не думаю, – процедил Евровидение, не сводя с меня серых глаз.

– Отстаньте вы уже от нее, – пробормотала Дама с кольцами.

Евровидение все смотрел на меня.