Хоз
Ксения
Хоз. А мужчинам и женщинам дай из аптеки по одной химической облатке. Пусть съедят их. Скажи, я велел, я тоже ими кормлюсь – второй век живу. Колхозники умные, они наедятся.
Ксения. О, они умные, они терпеливые, дедушка Хоз! Им чуть-чуть дай только, у них сразу сердце болеть перестанет!
Хоз. Накорми их, Ксения, из груди своей и из аптеки.
Ксения. Иду, дедушка…
Хоз
Суенита. Здравствуй, дедушка Хоз!
Хоз. Суенита!.. Ты вернулась к нам. Убедительная моя!.. А где мелкий ребенок?
Суенита. У нас в колхозе. Сейчас я его Фимке Кощункиной понянчить отдала, больше меня никто не видел. И Ксюшкин мальчик тоже цел – я обоих принесла, они живы!.. Сделай мне доклад о положении хозяйства!
Хоз. Обожди ты с этими бесчеловечными делами: хозяйство, доклад, положение!
Суенита. Ну ладно, поцелуй – я не засохну.
Хоз. Вечная моя! Как давно я искал тебя – сто лет.
Суенита. Я тогда на свете не была – напрасно искал.
Хоз. Я рождения твоего ожидал.
Суенита. Поздно явился – я уж сама рожаю.
Хоз. Я народ здесь кормлю. Мое руководство работает хорошо.
Суенита. Мы проверим.
Хоз. А хлеб наш колхозный и овцы где? Ты отняла их у классового врага?
Суенита. Мы догнали наш парусник на аэроплане. Потом его повернул к Астрахани катер ГПУ и взял на буксир.
Хоз. Ашурков где, я спрашиваю!
Суенита. Когда морское ГПУ начало гнаться за ними, они спустили в море половину нашего хлеба, сорок овец потопили – остальные целы, и избушку нашу бросили – она поплыла-поплыла… А ребятишки наши, мой и Ксюшин, в трюме лежали, их сам Ашурков нянчил и плакал по ним, когда его арестовали…
Хоз. Приличный человек!
Суенита. Да. Он меня любил когда-то в девушках, до ликвидации классов…
Хоз. Где хлеб и овцы наши, я тебя спрашиваю!
Суенита. Их Ашурков на нашем паруснике домой к нам из Астрахани везет.
Хоз. Какой Ашурков?
Суенита. Бантик бывший. Он по ветру едет, скоро мы парус на море увидим. С ним агент ГПУ плывет, до нас провожает.
Хоз. Ничто неясно… Откуда же ты явилась?
Суенита. Из Астрахани же, старый человек! Мы с Антошкой и с детьми на аэроплане до совхоза долетели, а оттуда пешие прошли. Понимаешь ты? А Федьку Ашуркова я велела ГПУ простить и дать мне на воспитание, я из него колхозника-ударника сделаю, он годится лучше наших, я знаю! Он кроткий будет!
Хоз. Значит, это и есть классовая борьба! Ну что ж – пускай вращаются пустяки!
Суенита. А ты думал, это одно убийство!
Хоз. Хорошо. Классовый враг нам тоже необходим: превратим его в друга, а друга во врага – лишь бы игра не кончилась. А есть чего мы будем, пока Ашурков твой с добром приплывет?
Суенита. Химию, старичок! Ты игры не понимаешь!
Ксюша, мы опять с тобой две матери!
Ксения. Опять, Сунечка моя!
Суенита. Дедушка Хоз, пошли ко мне Фильку Вершкова. Я его арестую.
Хоз. Я его уже арестовал!
Суенита. Ты молодец! Тогда пойди приведи его!
Хоз. Я схожу. Только несерьезно это все!
Суенита. Ксюша, ну что?.. Где наши ребятишки?
Ксения. Хорошо, Сунечка!
Берданщик. Главная гражданка наша приехала. Здравствуй, девка!
Суенита. Старичок, ты знаешь, что ты классовый враг – иль это тебе нипочем неизвестно?
Берданщик. Знаю. Я уже давно говорил, что я – не тот.
Суенита. Ашурков сказал, как ты притворился и спал посреди колхоза, когда они избушку волоком волокли! Одно чучело безличное дежурило за тебя!
Берданщик. Свободная вещь.
Ксения. А это что, по-твоему, – тухлая мошонка?
Берданщик. Акт.
Суенита. Что такое? Повтори мне, жалкий!
Берданщик. Акт – говорю.
Суенита. Будет общее собрание – уйдешь из колхоза навеки! Поставь ружье в угол.