Чингисхан. Верховный властитель Великой степи

Вот некоторые из них: «Всякое слово, с которым согласились трое мудрецов, можно сказывать всюду; в противном случае нельзя полагаться на него. Сравнивай слово свое и слово других со словами истинно мудрых: если оно будет им соответствовать, то можно его сказывать, в противном же случае никак не должно говорить».

Еще он сказал: «Всякий, идущий к старшему, не должен говорить ни слова до того времени, пока тот старший не спросит; тогда сообразно вопросу пусть младший ответит соответственно. Если он скажет слово прежде, хорошо, коли его захотят услышать. В противном же случае, он кует холодное железо»[1071].

После трагических событий в Отраре Чингисхан, очевидно, задумался о необходимости принятия специальной ясы о неприкосновенности послов, в том числе и вражеских государств, а также о взятии монгольским государством на себя обязательства отмщения за поругание над монгольскими послами. Косвенным свидетельством того, что в «Книге Великой Ясы» яса о неприкосновенности послов, в том числе и вражеских государств, появилась, является известие Рашид ад-дина о том, как вдова Гуюг-хана вразумляла своего сына, намеревавшегося поднять руку на прибывшего к ним посла Мунх-хана: «На после лежит выполнение поручения, и никогда не причиняли ничего дурного [даже] послам бунтовщиков (врагов государства. — А. М.), как же можно покушаться на посла, который прибыл от высочайшей особы Менгу-каана?»[1072]

Возложенное Чингисханом на монгольское государство обязательство отмщения за поругание над монгольскими послами подтверждают известия древних источников: «…поход на Туркестан в 1219 году предпринят был Чингисханом для отместки за убийство его торговых представителей и послов хорезмшахом Мохаммедом. И русские князья в 1223 году навлекли на себя гнев монголов именно избиением монгольских послов, результатом чего и была катастрофа на Калке»[1073].

О том, что в выполнении этого закона Чингисхана монголы были последовательны, Л. Н. Гумилев писал: «Надо сказать, что закон о неприкосновенности послов монголы выполняли столь последовательно, что позднейшие дипломаты должны были бы скинуться на памятник Чингисхану и его закону, потому что в древности и в средние века убийство чужеземца преступлением не признавалось»[1074].

Деятельность послов не только бралась под охрану государства, но и максимально регламентировалась[1075]. В частности, в специальной ясе об использовании пайцзы или гэрэгэ, как одного из главных символов государственной власти, говорилось: «Ханскому послу в дополнение к устному или письменному приказу (ярлыку) и в подтверждение последнего давалась пайзэ (пайцза. — А. М.), на которой было написано: «Указ пожалованного Небом (Всевышним Тэнгри. — А. М.) императора Чингиса не может быть подвержен сомнению!»»[1076]

^{(Вверху) Золотая пайцза, подтверждавшая неприкосновенность монгольского посла, являвшаяся одновременно его дипломатическим паспортом и верительной грамотой, XIII–XIV в. (Внизу) Монгольский посланник с золотой пайцзой.}