Чингисхан. Верховный властитель Великой степи

К тому времени, когда войска Тэмужина и Торил-хана подошли к месту боев, войска Алтан-хана вместо того, чтобы попытаться развить свой успех, принялись разорять татарские стойбища. Воспользовавшись этим, татарское войско отступило до реки Улз, на берегу которой, используя естественную преграду с тыла, заняло оборону.

^{После победоносного сражения войск Чингисхана и Торил-хана против татарских племен на реке Улз. Современная настенная живопись. Мемориал Чингисхана в Ордосе (КНР).}

Тем не менее сопротивление татарских войск монголами было подавлено, предводитель татар Мэгужин султ попал в плен, были захвачены многочисленные трофеи.

Анализируя ход сражения на реке Улз, Х. Шагдар писал: «Невольно возникает вопрос: почему войско Вангин чинсана… не приняло участие в сражении на реке Улз, а вместо этого занималось грабежом мирного татарского населения? Ответ на этот вопрос следует искать в государственной политике цзиньцев. Обратившись к монгольским аймакам с призывом повоевать татар, цзиньцы ожидали, кто откликнется на их призыв, а кто проигнорирует. Цель цзиньцев состояло не в том, чтобы поголовно уничтожить татар; они лишь стремились снова «столкнуть лбами» татар и монголов. Это было продолжением их политики «уничтожения варваров руками самих же варваров». Именно поэтому цзиньцы не предпринимали решительных действий, ожидая прихода монгольских «союзников», а по окончании сражения поспешили возвратиться восвояси, так и не покончив с татарами навсегда.

У Тэмужина и Торил-хана, оказавшихся втянутыми в государственную политику Алтан-хана, были и свои собственные стратегические и тактические задачи, которые они реализовали в этом походе. К заключению временного союза с Алтан-ханом их толкала угроза, которая исходила от создававшегося на их западных рубежах союза племен во главе с найманами…

Укрепив «дружбу» с Алтан-ханом, Тэмужин обезопасил себя от нападения с востока и создал благоприятные условия для создания единого монгольского государства»[338].

Чжурчжэни, многие десятилетия в своей политике по отношению северных кочевых племен делавшие ставку на татар, узнав о столь своевременной поддержке со стороны монголов и хэрэйдов, по-видимому, вознамерились «поменять лошадей» и принялись оказывать почести новым потенциальным союзникам-вассалам.

Главнокомандующий чжурчжэньских войск «пожаловал Чингисхану титул жаут хури («могущественный ноён»), по современному толкованию, чжаотао, т. е. чин пограничного чиновника-военачальника, призванного привлекать местное население (чжао) на службу цзиньской династии и в случае неповиновения и беспорядков на границе карать виновных и непокорных (тао)»[339].

С одной стороны, это выделяло Чингисхана среди соседних племен и народов, повышало престиж его улуса, а с другой стороны, де-факто означало его вассальную зависимость от Алтан-хана.

Что касается пожалованного Торил-хану все тем же чжурчжэньским главнокомандующим титула «вана», «достаточно высокого звания, соответствующего великому князю или государю вассального государства»[340], то авторы «Сокровенного сказания монголов» и «Сборника летописей» сообщают об этом без особых комментариев и воодушевления. По-видимому, потому что «таким образом Торил-хан, или, теперь, Ван-хан (Он-хан. — А. М.) стал самой значительной фигурой в монгольской степи как по силам, так и по своему званию, подкрепленному авторитетом империи Цзинь. Значение Чингисхана на его фоне было куда скромнее…»[341]

При этом не следует забывать, что, привлекая на свою сторону нового вассала взамен татар, чжурчжэни оставались верны своей «степной политике»: «сеять раздоры между племенами, чтобы поддерживать их вечные междоусобные войны и оберегать, таким образом, себя от угрозы со стороны кочевников»[342].

Тем не менее участие в разгроме части татарских племен обернулось для Чингисхана выгодой во всех отношениях: «он остановил Мэгужин султа, разбил его войско, его (самого) схватил и убил, а все его табуны, стада и имущество захватил… его войско и подчиненные обогатились добычей»[343].