Чингисхан. Верховный властитель Великой степи

Не менее важно и то, что эта победа Чингисхана «значительно ослабила могущество злейших врагов, татарских племен, и на некоторое время отсрочила опасность их новых набегов на улус «Хамаг Монгол» (Все Монголы). С другой стороны, почести, оказанные ему чжурчжэнями за помощь в наведении порядка на северо-восточных окраинах империи Цзинь, повысили авторитет Чингисхана среди степной аристократии»[344]; он приобрел «доверенность императора нючжэй[345], который потом слишком долго смотрел сквозь пальцы на его (Чингисхана. — А. М.) честолюбивые замыслы»[346].

Российский востоковед Е. И. Кычанов отмечал, что «современные китайские авторы придают большое значение получению Чингисханом цзиньского чина. «Используя статус чиновника, оперирующего приказами (чжурчжэньского. — А. М.) двора», Чингис, по их мнению, мог командовать монголами и знатью других племен.

Действительно, получение чина от государя соседней могущественной страны было по тем временам почетным актом, придававшим авторитет правителю, получившему титул. Подобные пожалования часто практиковались китайцами по отношению к их иноземным соседям. По господствовавшим в то время взглядам, это «верховное признание» часто делало законными в глазах соплеменников притязания на власть.

Чингису чин был весьма кстати. Мы знаем, что в этот момент ему подчинялись еще далеко не все монголы. Значительная часть их была с Жамухой, да и иные из тех, кто уже жил в улусе Чингисхана, все еще ««смотрели в лес». В их числе оказался и Сача бэхи и его журхинцы…»[347]

* * *

Отметим, что Чингисхан, возвращаясь из похода на татар, был склонен простить журхинцам все их прошлые пригрешения ради сохранения единства улуса. «Он захотел снискать расположения племени журхин, подарив им что-нибудь из того, что он награбил, и принял решение пойти к ним»[348].

Однако радость победы над татарами была омрачена известием о подлости сородичей-журхинцев, которые во время отсутствия Чингисхана учинили кровавую бойню в его ставке. Вожди журхинцев своими подлыми деяниями переполнили чашу его терпения и тем самым подписали себе смертный приговор.

Негодуя, Чингисхан припомнил журхинцам все их прегрешения. «И выступил Чингисхан повоевать журхинцев…И бежали прочь Сача бэхи и Тайчу с немногочисленною свитою своею, но были схвачены они в пади Тэлэту преследовавшими их мужами нашими.

И обратился Чингисхан к плененным Сача бэхи и Тайчу:

«Вы помните о нашем уговоре (клятвенном договоре. — А. М.), о том, как каялись и в дружестве клялись вы во дубраве на Ононе?»

И молвили в ответ Сача бэхи и Тайчу:

«Коль не сдержали слова мы нашей клятвы, ты с нами волен поступать, как знаешь».

И напомнил им тогда Чингисхан прежние клятвы журхинские, и уличил во лжи подлой, и покарал карой смертной[349].

Покончив с Сача бэхи и Тайчу, пригнал Чингисхан плененных журхинцев в удел свой. И оказались среди журхинского люда сыновья Тэлэгэту баяна из рода жалайр — Гун-Ува, Чулун хайч и Жэбгэ. И привел Гун-Ува сыновей своих Мухали[350]и Буха к Чингисхану…

И отдал Чингисхан Жэбгэ в услужение брату Хасару.

Повстречавшись с матушкой Огэлун, Жэбгэ преподнес ей в дар отрока по имени Борохул, подобранного им в журхинских кочевьях[351]»[352].

Полный разгром племени журхин свидетельствовал о коренном изменении стратегии военных действий армии Чингисхана. Исходя из своей главной цели — создания единого монгольского государства, Чингисхан теперь добивался не просто победы в сражении с врагом и захвата трофеев, но полного уничтожения предводителей вражеских сил и полного подчинения подданных и армии разгромленного врага.

В этих действиях Чингисхана американский востоковед Джек Уэзерфорд усматривает коренную смену его основных жизненных позиций, «вторую радикальную реформу в своем стиле правления, которая отметила следующий шаг к верховной власти.