«Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время)

Прежде всего, он по первому требованию турецкого султана приводил войска для участия в походах. Так, крымские войска (50 000–80 000 всадников) участвовали в осаде Чигирина[847]. Позднее он также участвовал в неудачной для Османской империи войне с австрийцами, когда турецкая армия потерпела поражение под Варадином. По мнению В. Д. Смирнова, Мурад-Гирей «не особенно ревностно старался о славе и успехе османского оружия на поле брани, принимая участие в войне лишь по необходимости»[848]. Однако к хану и не предъявлялось требование выказывать удовольствие от участия в походах! А сам факт его участия в боевых действиях противоречит утверждению историка: крымские монархи, которые и в самом деле не желали воевать на стороне турков, нередко ссылались на то, что не успели собрать войска или что крымские беи отказались участвовать в походе. Мурад-Гирей подобных отговорок не использовал и всегда приводил свою войска весьма исправно.

Кроме того, когда султан решил сместить Мурад-Гирея, подданные последнего готовы были с оружием в руках отстаивать его право на трон, однако сам хан подчинился султанской воле[849]. На наш взгляд, этот факт также свидетельствует о его лояльности к турецкому монарху.

Кстати говоря, и смещение Мурад-Гирея было связано отнюдь не с подозрением в неблагонадёжности, а с тем, что вину за поражение при Варадине возложили именно на крымского хана. Смещённый хан не был казнён или тайно умерщвлён, напротив, он получил в дар от султана поместье неподалёку от Ямболу, где прожил ещё тринадцать лет до самой смерти[850]. Этот факт тоже как-то не слишком вяжется с образом хана-мятежника, стремящегося противостоять турецкому монарху.

Таким образом, видеть в реформе Мурад-Гирея свидетельство его мятежных намерений было бы неверно.

Второй вопрос: почему именно торе послужило правовой основой его реформы?

В первой главе настоящей книги мы уже достаточно подробно охарактеризовали специфику торе как источника права: существование его задолго до образования Монгольской империи; инкорпорирование в систему монгольского имперского права и вплоть до нач. XVI в. применение в государствах Чингизидов, выделившихся из состава империи к XVI–XVII вв. Древнее происхождение торе забылось, и его «создателем» стал считаться уже сам Чингис-хан.

По-видимому, для ответа необходимо исходить из того, что создание торе относилось ещё к эпохе древних тюрков[851], наследниками государственности которых являлись не только монгольские ханы, но и, в определённой степени, османские султаны. Фраза Вани-эфенди, высказанная про «обычай, называющийся в Высокой державе каноном, а на языке татар чингизскою торе», в полной мере подтверждает это. В самом деле, в Османской империи наряду с законами шариата действовало и обычное право, правда, корректнее было бы провести параллель не с султанскими канонами, упомянутыми Вани-эфенди, а с правовой системой орфи, сложившейся в Османской империи на основе этих указов и древних тюркских обычаев[852].

Считаем необходимым обратить внимание на то, что хотя Сейид Мухаммед Риза и представляет в осуждающем тоне попытку Мурад-Гирея вернуться к старинным обычаям, в самой Османской империи никакого негативного отношения к торе не было. Так, например, в сочинении турецкого автора XVII в. Хюсейна Хезарфенна «Изложение сути законов Османской империи» содержится весьма характерная фраза относительно права крымских татар: «Bсe применяемые у них законы на своём собственном языке они называют торе. Вероучение, по которому они воздают должное Аллаху, соответствует ханифитскому толку»[853]. Как видим, нормы обычного права татар и шариат упоминаются рядом и никоим образом не противопоставляются друг другу! Реформа Мурад-Гирея вызвала обеспокоенность не официальных османских властей, а лишь определённой группы мусульманского духовенства.

Несомненно, Мурад-Гирей остановил выбор именно на торе как раз для того, чтобы его действия не создавали бы сепаратистских впечатлений. Если бы он и в самом деле питал планы обретения независимости, он опёрся бы не на обычное право торе, а на Ясу Чингис-хана, применение которой действительно свидетельствовало бы о провозглашении суверенитета и даже об имперских амбициях. Обратим внимание на то, что Яса действовала именно в крупных чингизидских державах, претендовавших на статус империи — Золотой Орде, Бухарском ханстве Шайбанидов и Аштарханидов[854]. В тех же государствах, которые являлись небольшими осколками этих держав и признавали свой вассалитет от других государств — Казанском, Крымском, Астраханском, Сибирском ханствах и др., — она не применялась.