Читаем «Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время) полностью

а Мухаммад-Рахим после смерти брата также женился на ней (согласно тюрко-монгольским, а не мусульманским обычаям!). В дальнейшем на дочерях казахских Чингизидов женились также сын Мухаммад-Рахима — Алла-Кули-хан и внук Мухаммад-Амин[327]. Однако эти браки и даже возможная принадлежность к Чингизидам по женской линии всё же не давали Кунгратам формального права на ханский титул. Это осознавали и они сами, и соседние государи. В частности, Российский правитель в попытках подчинить Хивинское ханство неоднократно несколько раз пытался разыграть «чингизидскую карту» в борьбе с династией Кунгратов. Так, во время неудачного «зимнего похода» на Хиву 1839–1840 гг. оренбургский военный губернатор В. А. Перовский держал при себе казахского султана-Чингизида Бай-Мухаммада Айчувакова, чтобы возвести его на хивинский трон после захвата ханства[328]. В 1841 г. во время переговоров с хивинским ханом Алла-Кули, когда последний в качестве свидетелей привёл нескольких казахских султанов, признававших его власть, член российской посольской миссии М. Аитов упрекал их в том, что их предки не так давно сами правили Хивой, а теперь они позволяют помыкать собой узурпаторам[329]. Бухарские Мангыты, имея такое же отношение к роду Чингизидов, что и хивинские Кунграты, всё же не провозгласили себя ханами. Почему же хорезмские узурпаторы пошли на это?

По-видимому, следует принять во внимание несколько обстоятельств. Во-первых, ещё со времен Чингис-хана и его ближайших преемников племя кунграт обладало высоким статусом в Монгольской империи и её улусах как особое «хатунское племя»: ещё прежде Чингис-хана его предки брали в жёны кунгратских девушек, а сами отдавали им в жёны своих дочерей. Это способствовало укреплению кровнородственных связей кунгратов и ханского рода Борджигин и, соответственно, обеспечивало статус и влияние кунгратской знати в различных улусах Монгольской империи[330]. Не исключено, что это обстоятельство могло подвигнуть Кунгратов Хивы притязать на более высокий статус, чем бухарские Мангыты (хотя в хивинской историографии это основание права Кунгратов на верховную власть не фигурирует), тем более что именно Кунграты (династия Суфи) с сер. XIV по нач. XVI в. являлись хорезмскими правителями под властью сначала золотоордынских Джучидов, а затем и Тимуридов[331]. Второе же обстоятельство — это географическое положение Хивы и всего Хорезмского оазиса: удалённое от других среднеазиатских государств, защищённое пустынями, населёнными воинственными туркменскими племенами, это ханство в течение длительного времени сохраняло независимость благодаря именно природным факторам, а не собственному военному могуществу. Рискнём предположить, что Кунграты приняли ханский титул во многом именно в надежде, что труднодоступность Хивы не позволит ни Чингизидам, ни другим монархам Центральной Азии оспаривать их претензии военными мерами, тогда как признание на дипломатическом уровне Кунгратов в рассматриваемый период не слишком интересовало. Наконец, хивинские ханы-Кунграты (как, впрочем, и другие среднеазиатские правители) оказались неплохими политиками: они сумели добиться признания себя в ханском достоинстве со стороны соседних туркменских племён, «великих держав» (Британской и Российской империй) и даже казахских Чингизидов, которых они время от времени даже сами принимали в своё подданство.

Наиболее интересным представляется пример с Кокандским ханством, которое, в отличие от Хивы и Коканда, до нач. XIX в. вообще не имело собственных ханов. Тем не менее представители узбекской династии Минг, управлявшие собственно Кокандом, и с начала XVIII в. фактически установившие контроль над всей Ферганой, не только присвоили себе ханский титул, но даже в большей степени, чем бухарские эмиры, обосновывали свои права на трон как потомки и правопреемники Тимуридов.

Как и в ранее рассмотренных примерах, первый правитель, провозгласивший себя ханом, Алим-хан, не слишком беспокоился о легитимации своей власти: ему было достаточно сильной армии, централизованной власти и покорности других ферганских родов и племён. А вот его брату и преемнику Омар-хану уже потребовались основания для обоснования законности своего правления, поскольку он намеревался управлять не только Ферганой, но и претендовал на владения бухарских и хивинских монархов. Естественно, для этого ему понадобилось представить себя более законным правопреемником прежних монархов, нежели бухарские Мангыты и хивинские Кунграты[332].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

В книге впервые в отечественной науке предпринимается попытка проанализировать сведения российских и западных путешественников о государственности и праве стран, регионов и народов Центральной Азии в XVIII — начале XX в. Дипломаты, ученые, разведчики, торговцы, иногда туристы и даже пленники имели возможность наблюдать функционирование органов власти и регулирование правовых отношений в центральноазиатских государствах, нередко и сами становясь участниками этих отношений. В рамках исследования были проанализированы записки и рассказы более 200 путешественников, составленные по итогам их пребывания в Центральной Азии. Систематизация их сведений позволила сформировать достаточно подробную картину государственного устройства и правовых отношений в центральноазиатских государствах и владениях.Книга предназначена для специалистов по истории государства и права, сравнительному правоведению, юридической антропологии, историков России, востоковедов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение