«Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время)

Наиболее ярким примером этой политики Шайбани-хана становится восстановление роли Ясы Чингис-хана в политической и правовой сфере, от чего, как мы показали выше, в своё время отказались Тимуриды. Яса традиционно действовала в тех государствах Чингизидов, которые претендовали на статус сверхдержавы: в Монгольской империи, Золотой Орде, Улусе Чагатая. В государствах-наследниках империи (Крымское ханство, Государство ильханов, Казанское ханство и др.) её нормы не применялись[764]. Соответственно, сам факт возобновления Шайбани-ханом действия Ясы свидетельствовал о его имперских амбициях.

Действие Ясы в тех сферах, которые традиционно не регулировались исламскими канонами — таких, например, как организация войска и военного дела, — вполне лояльно воспринималось даже представителями мусульманского духовенства. Ибн Рузбихан, правоверный мусульманин и ярый оппонент язычников, без какого-либо осуждения сообщает, что «узбеки-шибаниты побеждали их (казахов. — Р. П.) добротностью оружия, ханской ясой и царским державным величием»[765]. Он же упоминает, что улусы между султанами в государстве Шайбани-хана распределялись в строгом соответствии с положениями Ясы[766].

Однако хан не ограничился применением Ясы только в тех сферах, которые не регулировались шариатом: даже при наличии норм ислама для регулирования каких-либо правоотношений он мог применять вместо них законодательство Чингис-хана, если мусульманские каноны не отвечали его интересам. С такой ситуацией Шайбани-хану пришлось столкнуться, в частности, при разборе судебного дела о наследственных правах второго сына и внука от покойного старшего сына. Согласно шариату, сын имел преимущество перед внуком в наследовании[767], однако сам Шайбани-хан придерживался противоположного мнения. В результате «дело кончилось тем, что хан пожелал отложить это предписание, ибо в тексте не было обоснованного довода, и велел поступать по установлению Чингиз-хана». А вскоре улемы по приказу хана всё же сумели найти суждение одного кади, которое подкрепляло решение монарха, вынесенное на основании «языческой» Ясы[768]!

Во время официальных приёмов, торжеств и пиров при дворе Шайбани-хана также соблюдались многие обычаи его кочевых предков. Эти традиции впоследствии сохранили даже далёкие преемники основателя Бухарского ханства — ханы из династии Аштарханидов (Джанидов), правившие в XVII–XVIII вв. [769]

Принадлежность к роду Чингис-хана, однако, отнюдь не препятствовала Шайбани-хану активно воевать с такими же Чингизидами, как и он. И тут-то мусульманское право оказывалось для него более востребованным! Так, например, поход Шайбани-хана против казахских султанов-Чингизидов в 1509 г. был организован под знаменем священной борьбы против язычников: бухарские улемы обвинили казахов в том, что они прибегают к услугам колдунов и занимаются гаданиями. Между тем и сам внук Абу-л-Хайра не чурался этих «языческих» ритуалов! Так, Махмуд б. Вали, рассказывая о молодых годах Мухаммада Шайбани, сообщает: «В начале сезона весны Шайибек-хан и 'Алике-султан, посовещавшись относительно грабежа и добычи, после этого гадания (курсив наш. — Р. П.) и обмена мнениями поставили во главе отрядов для набегов Хамза-султана, Махмуд-султана и Суйунч-Ходжа-хана и послали их в сторону некоторых областей»[770]. Без тени осуждения историки писали, что и Абу-л-Хайр, дед Шайбани-хана (которого внук называл «шахидом», борцом за истинную веру) прибегал к услугам колдунов «ядечианов», чтобы те призвали грозу на его противников[771]. Как видим, и в отношении гаданий и колдунов Шайбани-хан и его придворные историки придерживались «двойных стандартов»: когда к их услугам прибегал сам Шайбани-хан или кто-нибудь из его родственников, это воспринималось, по меньшей мере, нейтрально, а то и с похвалой, а такие же действия их противников рассматривались как вызов основам религии и заслуживали наказания!

Своеобразной декларацией религиозной политики Шайбани-хана стало одно из его поэтических произведений, которое исследователи условно называют «Апологией Мухаммада Шайбани-хана». В этой поэме хан изобразил свой диалог с мусульманским судьёй, муфтием и мухтасибом, которые, согласно сюжету, упрекают хана за сохранение чингизидских обычаев в ущерб исламским канонам. Шайбани-хан в свою защиту заявляет, что является защитником и распространителем шариата и покровителем суфиев, тогда как чингизидское происхождение и соблюдение монгольских обычаев позволили ему вернуть власть над Мавераннахром законным монархам[772]. Возможно, именно это сочетание покровительства религии и использование принципов монгольского управления в светской политике позволило историкам присвоить Шайбани-хану почётный титул-прозвище «муджаддид ад-дин» («обновитель веры»), причём ещё при жизни: уже придворный автор хана, Ибн Рузбихан, именует его «обновляющим девятое столетие путём возрождения обычаев божественного закона и веры»[773].