Читаем «Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время) полностью

Как уже упоминалось, Шайбани-хан после взятия Герата включил в свой монарший титул эпитеты «имам аз-заман ва халифат ар-Рахман» («имам времени и наместник всемилостивого»)[748]. Таким образом, в противовес шиитским Тимуридам, которые, начиная с самого Амир Тимура, создали себе генеалогию, возводившую их происхождение к халифу Али, особо почитаемому именно шиитами, Шайбани-хан сам себя провозгласил имамом (главой мусульманской общины) и халифом (наместником Аллаха). Тем самым он официально объявил своей главной задачей объединение исламского мира под своей властью и борьбу со всеми инакомыслящими[749]. В результате даже наиболее радикальное духовенство, которое, казалось бы, должно было всячески защищать права на халифат Аббасидов (пребывавших в это время в Каире), с готовностью признало «мессианские претензии» внука Абу-л-Хайра и всячески поддерживало его, особенно в борьбе с персами-шиитами.

Провозглашённая борьба с шиизмом стала для Шайбани-хана, по-видимому, своего рода компромиссом с влиятельным суннитским духовенством Мавераннахра и Хорасана. Фактически же вражда хана распространялась лишь на иранских шиитов — подданных шаха Исмаила Сефеви. В самом государстве Шайбани-хана шииты в большинстве своём мирно уживались с суннитским большинством, а некоторые даже достигали высоких постов при дворе хана: например, шиит ходжа Камал ад-Дин Махмуд Сагарджи даже стал везиром Шайбани-хана[750]. Только однажды Мухаммад Салих, придворный историк Шайбани-хана, упоминает о реальном примере «религиозной борьбы», которую вёл хан: речь идёт о насильственном обращении в суннизм населения Кундуза и Хисара[751].

Принятие титулов имама и халифа не только повысило престиж Шайбани-хана в глазах населения, но и дало ему известную свободу в отношениях с представителями духовенства. Подобно прежним владетелям Герата (и, в первую очередь, Шахруху б. Амир Тимуру, самому значительному из них) [752], хан вознамерился стать и светским, и духовным настоятелем своих подданных. Впрочем, и ранее внук Абу-л-Хайра неоднократно давал понять, что для него не существовало духовных авторитетов, если только их позиция не отвечала его политическим целям. Так, после взятия Самарканда он без колебаний расправился с весьма авторитетными представителями самаркандского духовенства — шейх-ул-исламом Абу-л-Макаримом и Ходжой Йахьёй б. Ходжой Ахраром (хана не остановило даже то, что Ходжа Ахрар в своё время покровительствовал его роду и даже нарёк его племянника Убайдаллаха собственным именем)[753].

Весьма красноречиво проявилась противоречивость политики Шайбани-хана в отношении мусульманского духовенства при взятии Бухары (в 1500 г.). Один из наиболее авторитетных религиозных деятелей того времени, шейх эмир сайид Шамс ад-Дин Абдаллах ал-Араби ал-Йамани ал Хадрамаути (более известный как Мир-и Араб), пользовался покровительством Шайбани-хана, постоянно принимал участие в диспутах, заседаниях дивана и даже сопровождал хана в его походах[754]. Другого бухарского шейха, Джалала ад-Дин Азизана, напротив, хан не жаловал, несмотря на то, что некогда являлся его духовным наставником: вероятно, внук Абу-л-Хайра так и не простил шейху, что тот в своё время не одобрил его претензии на власть. После взятия Бухары по ханскому приказу сын шейха Азизана был схвачен, связан и подвергнут позорному публичному наказанию. Один из мюридов шейха попытался заступиться за сына своего наставника, угрожая хану божьим гневом, но сам шейх Азизан повёл себя куда более разумно: заявив, что хану в его действиях покровительствует святой Ахмад Йасави, он приказал своим ученикам не вмешиваться в процесс наказания. Согласно легенде, впоследствии распространённой среди членов ордена йасавийа, после этих слов шейха верёвки, опутывавшие его сына, развязались сами собой, а хан, увидев это чудо, уверовал в святость Джалал ад-Дина Азизана[755]. Однако в дальнейшем шейх вынужден был покинуть Бухару и переселиться в Герат[756].

После занятия Герата Шайбани-хан по собственному усмотрению даже назначал духовных «чиновников», включая мударрисов — учителей медресе и др. Ихтийар ад-Дин, кади Герата, был оставлен на своей должности — но только потому, что вовремя перешёл на сторону хана, убедив сделать то же и других «отцов города». Шайбани-хан также назначил мухтасибом — эмира сайида Садр ад-Дин Йунуса ал-Хусайни, в обязанности которому вменил строгий контроль за нравственностью не только чиновников и горожан, но и духовенства[757].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

В книге впервые в отечественной науке предпринимается попытка проанализировать сведения российских и западных путешественников о государственности и праве стран, регионов и народов Центральной Азии в XVIII — начале XX в. Дипломаты, ученые, разведчики, торговцы, иногда туристы и даже пленники имели возможность наблюдать функционирование органов власти и регулирование правовых отношений в центральноазиатских государствах, нередко и сами становясь участниками этих отношений. В рамках исследования были проанализированы записки и рассказы более 200 путешественников, составленные по итогам их пребывания в Центральной Азии. Систематизация их сведений позволила сформировать достаточно подробную картину государственного устройства и правовых отношений в центральноазиатских государствах и владениях.Книга предназначена для специалистов по истории государства и права, сравнительному правоведению, юридической антропологии, историков России, востоковедов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение