Чёрные крылья

– Подождите секунду, верховный маршал, – подал голос долго молчавший Кузнецов. – Вы хотите сказать, что мы хотим отравить нашего лучшего, – это слово он особенно подчеркнул, – оперативника на верную смерть ради фантомов и иллюзий? Мы, во-первых, не знаем точно, жив ли вообще этот гипотетический агент в Германии и, что ещё более важно, существовал ли он в принципе. Возможно, немцы, за столько лет так и не нашедшие его, просто-напросто ошиблись, обсчитались. Дальше, во-вторых, даже если он жив и до сих пор действует, с чего вы взяли, что документы, сообщавшие о нём, до сих пор сохранились? Чёрт возьми, да у нас даже нет ни одного агента в Москве! Она для нас терра инкогнита, неизведанная земля. Мы совершенно не знаем, что с ней стало после того, как последние очаги сопротивления в городе были подавлены. Генерал Ефремов, скажем прямо, был человек храбрый и отчаянный, ему ничего не мешало попытаться забрать вместе с собой на тот свет как можно больше немцев, устроив, например, пожар. Или превратить каждую площадь, каждую улицу в миниатюрное минное поле. В конце концов, никто не отменял немецкие бомбардировки с зажигательными бомбами и артиллерийские обстрелы, которые вполне себе могли не оставить от того знаменитого здания на Лубянке камня на камне, прихватив за собой ещё и подземный архив. Ко всему этому прибавьте эсэсовских мародеров и айнзацгруппы, которые, готов биться об заклад, растащили из бывших правительственных учреждений всё мало-мальски ценное, в том числе и документы. При всём уважении, я считаю это предприятие нецелесообразным.

Слава Богу, я не одинок в своём скептицизме. Хоть один здравомыслящий человек в этой комнате.

– Я прекрасно понимаю ваши сомнения, Александр Александрович, – печально ответил Жуков. – И, тем не менее, мы не имеем права отступиться. Сейчас – не имеем. Вы, здесь собравшиеся, прекрасно знаете меня: и как командующего, и как политика, на чьи старческие плечи взвалилась непосильная ноша управления тем, что осталось от нашего народа. Вы прекрасно знаете, что все эти годы я руководствовался лишь жёстким, холодным расчётом, не позволяя Чёрной Армии ввязываться в какие-либо авантюры. Мы не поддержали восстание в Магадане в пятьдесят седьмом, и правильно сделали, потому что японские части, которые уже через месяц были там, раскатали бы нас в тонкий блин вместе с повстанцами-патриотами. Мы не ввязались в недавний пограничный конфликт Японии и Германии, хотя многие, в том числе и присутствующий здесь Николай Герасимович, – верховный маршал выразительно глянул на Кузнецова, – убеждали меня, что это, дескать, наш шанс вернуть себе выход к морю. Но тем не менее, наши армии остались на своих местах. И, слава Богу, так вам хочу сказать. Просто потому что всё вышеперечисленное – это местечковая борьба, партизанщина, если угодно. Примерно то же самое, чем занимается уже упомянутый Суслов и его компания. Нам же, товарищи, так узко мыслить никак нельзя, нет. Мы просто-напросто не имеем на это права. Но то… те сведения, что принёс нам мистер Кюри, бесценны. Ими невозможно пренебрегать. И сейчас даже я, закорелый скептик, перестраховщик и планировщик заявляю вам: самое время поддаться этой авантюре. Я прекрасно осознаю, что шансы на успех призрачны, но если вдруг… если вдруг это окажется правдой, если Григорий найдёт необходимые нам документы, если вернётся назад, то мы получим тот самый шанс, которого ждали так много лет. Мы получим кинжал, нацеленный в самое сердце фашизма. Получим надежду на возвращение нашей Родины, надежду, которую у русского народа давным-давно отобрали.

Весь свой монолог Жуков, не отрываясь, смотрел на меня. Понятно, что он хотел спросить, ему не нужно было озвучивать вопрос. Это было бы также бессмысленно, как ожидать от меня какого-либо иного ответа. Почему мне так сильно кажется, что именно таким взглядом, не требующим вопроса и ответа, он когда-то два десятилетия назад смотрел на генерала Конева, прежде чем отправить его в последний бой?

– Полковник Отрепьев, – верховный маршал наконец-то закончил ходит вокруг да около, и решил действовать напрямик. – Приказ вам ясен?

Поздно отступать. Мы слишком далеко зашли и слишком многое потеряли, чтобы сейчас сдаваться. Слишком много жертв, слишком много крови для того, чтобы сегодня, в день, когда сама судьба подарила нам надежду, один-единственный человек сдался. В конце концов, когда счёт идёт на миллионы, что такое ещё одна маленькая жертва?

– Так точно. Служу России и Чёрной Армии! – гаркнул я, прикладывая руку к козырьку.

А что ещё я, в конце концов, мог ответить?

Верховный маршал удовлетворённо кивнул.

– Теперь же, товарищи, – предложил Жуков, вслушиваясь в отдалённый вой сирен, – предлагаю вам спуститься глубже, в бомбоубежище. Приближается очередной налёт.

– А что, уже три часа? – недоверчиво спросил Алеутов, глядя на наручные часы.

– Точно по расписанию, – печально и как-то по-старчески вздохнул Жуков.