Чёрные крылья

Пока наша организованная компания торопливо спускалась по лестнице вниз, на глубину, недоступную немецким бомбам, я подумал, что немцы в последние годы что-то сильно сдали позиции. Ни напалма, ни ковровых бомбардировок, даже налёты происходят теперь по расписанию, в одно и то же время, давая населению шансы укрыться в ближайших подвалах и бункерах. От той дикой, пожирающей симфонии разрушения, что раньше яростно ревела своим похоронным воем, не осталось и следа. Лишь ленивое, жирное и обрюзгшее попинывание раненого зверя, в надежде на то, что у него не хватит сил укусить в ответ.

В ноздри мне, неожиданно для пыльного, затхлого и грязного подземного бункера вдруг ударил запах весны.

* * *

Рейхскомиссариат Московия, Ижевск. 8 февраля, 1962 год.

– Дела… – задумчиво протянул Трофим, правя вожжи. – Значит, говоришь, немцы новую винтовку привезли?

– Угу, – не моргнув глазом, подтвердил я.

– Ну что же, дело доброе, – мой попутчик усмехнулся в свою густую седую бороду. – А то это совсем не то получается. Что же, нехай сволочь эта автоматы новые привозит, хрен пойми какие? Воровать оно, конечно, грех смертный, но у таких уродов – дело богоугодное, вот тебе крест.

В этом весь Трофим. Обычный крепкий русский крестьянин, чей портрет не поменяли ни века, ни политические режимы. Простой и бесхитростный человек, полностью удовлетворившейся моей выдуманной басней про новый экземпляр штурмовой винтовки, готовящийся поступить в войска, чей чертёж, собственно, меня послали выкрасть. В конце концов, как бы я хорошо не относился к этому мрачному типу, а выбалтывать военную тайну первому встречному я не могу. Пусть даже будучи на все сто процентов уверенным в том, что он не предаст.

«Я буду мечом и щитом моей Родины…». В данный конкретный момент всё-таки щитом.

Сейчас я не имею права на слабость. Не имею права ошибиться, устать, недоглядеть, случайно довериться не тому. И не потому, что от моего успеха зависит возможная победа, а потому что от моего поражения зависит само наше выживание. Если удальцы из гестапо вдруг узнают, что где-то в рейхе до сих пор действует советский агент, они не успокоятся, пока не перероют всю гитлеровскую рейхсканцелярию вверх дном. Они заглянут в каждую щель, в каждый угол и всё-таки найдут его. Обязательно найдут, в профессионализме ищеек Гиммлера я не сомневался. Особенно, когда дело доходит до угрозы их тысячелетней империи. Свой давний грешок, порождённый минутным карьеризмом их шефа, они искупят сполна и в кратчайшие сроки. А затем… затем от наших городов не останется даже пепла. Сгинут, канут в лету ленивые налёты по расписанию, уступив место беспощадному воздушному террору. Асы Геринга применят всё, что есть в их смертоносном арсенале: от скучного, уже всем приевшегося напалма и до ядерного оружия, которое рейх пусть и поздновато, но всё-таки получил. Нацисты очень сильно, со всей своей страстью к порядку и дисциплине, пекутся о безопасности своей проклятой империи. Поэтому о нас не оставят даже памяти, завершив-таки, наконец, провалившийся ещё в сороковых план «Ост».

– Ты смотри, это, скоро уже на месте будем, – произнёс Трофим, которому, очевидно, надоело держать паузу.

– Н-на? – растеряно спросил я, выныривая из раздумий.

– Подъезжаем, говорю. Как из леса выедем, уже Ижевск будет, – Трофим взглянул вперёд по направлению езды. – Светает, тишкин свет. Плохо. При свете полицаи докапываются. Дай Бог, на Колю попадём.

– А чего, контрабандой балуешься? – спросил я, уголком левого глаза ловя пучок его седой бороды.

Трофим только с досады рукой махнул.

– Контрабанда, тьфу, етит твою! Везу, да! Тебя везу, курву. С этим и прикопаются.

– Не понял? – слегка обиженно ответил я. – С чего бы это? Документы у меня все в полном порядке, даже не фальшивые. Вполне себе нотариально заверенные. Я, между прочим, у немцев ценнее считаюсь, чем вот эти вот коллаборационисты доморощенные. Я, можно сказать, по крови немчура, а эти так, недочеловеки. Они мне должны ноги мыть и воду пить.