— Пойдем, покажу свой виноград, — сказала мама.
Она редко хвасталась, значит, здесь что-то поистине уникальное.
Виноградная лоза взбиралась по столбикам крыльца и шатром свисала с крыши. На ней уже были крохотные завязи ягод.
— Хороший виноград, — сказал я.
— Ты сюда смотри, в корень, — показала на землю мама.
Я присмотрелся, но ничего особенного не увидел.
— Мне дали черенки винограда для посадки, — стала рассказывать мама. — Я их воткнула в землю, они дали ростки. Пришла соседка и ахнула. Оказывается, я их воткнула вниз головой! Но они все равно проросли, вошли в землю, укоренились и стали расти дальше. Видишь, какая лоза?
— Как называется виноград? — спросил я.
— Армянский. Он здесь у всех растет.
Рассказу мамы я не удивился, у нее была легкая рука, росло все, что бы ни посадила.
— Про Бучинских что-нибудь знаешь? — сменил я тему разговора.
— Да, купили в Белореченске дом. На выходные поедем к ним, Костя уже там был.
Бучинские когда-то были нашими соседями по Ганцевичам. Папа и дядя Толя работали вместе в райпотребсоюзе. Потом отец перешел бухгалтером в межколхозстрой, но связи они не потеряли. Мы уехали в Речицу, Бучинские на юг, и вот встретились. Я подозреваю, что отец оказался в Хадыженске во многом благодаря Бучинскому. Дядя Толя был мужик оборотистый, поговаривали, что из Ганцевич он уехал, чтобы не попасть под суд за спекуляцию. Я на подобные разговоры не обращал внимания, дядя Толя мне нравился своим компанейским характером. У Бучинских, кстати, подрастала дочь Оля, перешла то ли в восьмой, то ли в девятый класс.
— «Победу» купили, — сказала мама. — Обещают взять нас с собой на море.
— Кто купил? — удивился я.
— Толя! — тоже удивилась мама. — Завтра нас на станции встретит.
Это хорошо, не надо на автобусе трястись.
— Пойду прогуляюсь по городу, потом на речку, — сказал я.
— Рассказал бы, как учеба, — вздохнула мама. — Мы же о тебе почти ничего не знаем.
— Вечером придет папа, и я расскажу. Да и что рассказывать? Лекции, сессии, соревнования. Все как у всех.
Мне не терпелось пройтись по городу. Я его толком еще не видел. Однажды после зимней сессии меня повела показывать местные достопримечательности Надя, но дошли мы только до парка. Там у Нади под пальто сбилась кофточка, я полез поправлять, столкнулся с ее губами, и дальше одни поцелуи. Надя не умела целоваться точно так же, как и я.
Я прошел по центральной улице, заглянул на рынок, потолкался в универмаге. Вроде дома такие же, как и в Белоруссии, но люди внешне другие. Загорелые тетки и дядьки с украинским выговором, много кавказцев. Солнце так шпарит, что поневоле прячешься в тень. Мне нравилось, что меня здесь никто не знает, даже вон та черноволосая девушка, которая в упор уставилась на меня. Пригласить ее искупаться на речке? Но уже в следующее мгновение девушка с перекрестка исчезла.
Я спустился к речке Пшиш, нашел свободное место на узкой полоске пляжа и сел на песок, смешанный с галькой. Берега речки густо поросли ивняком, в котором шла какая-то своя жизнь. Оттуда доносились возгласы, смех, звяканье бутылок, даже дымок костра. Группка загорелых до черноты старшеклассниц купалась. Они ныряли ничуть не хуже ребят, которые купались чуть поодаль.
— Эй, а ты откуда? — вдруг услышал я.
Передо мной стояла, подбоченившись, та самая девушка, которую я видел на углу улицы. Во всяком случае, она была на нее похожа.
— Оттуда, — сказал я.
— А почему не купаешься?
— Пойдем вместе искупнемся.
— Я не могу, сторожу кукурузу.
— На пляже?
— На горе. — Девушка мотнула головой с тяжелой шапкой волос на склон горы, начинавшийся сразу за пляжем. — У меня там шалаш.
— Кукуруза уже поспела?
— Скоро. А ты совсем белый, сразу видно — не наш.
— Пару дней позагораю и тоже стану как ты.
— Приходи завтра, — кивнула девушка, — я арбуз принесу.
— Ладно, — сказал я. — Тебя как зовут?
— Вера.
Она повернулась и медленно побрела в кусты.
«Жалко, что завтра уезжаю в Белореченск, — подумал я. — Но ей ведь еще долго сторожить кукурузу, увидимся».
6
Белореченск почти ничем не отличался от Хадыженска, может быть, был чуть больше.
Дядя Толя действительно встретил нас на «Победе».
— Садитесь! — распахнул он дверь машины. — Костя, не хочешь купить такую же?
— Откуда у меня деньги?! — вытаращил глаза отец.
«Да он и машину водить не умеет, — подумал я. — Впрочем, я тоже».
— Водить научитесь, — махнул рукой дядя Толя. — Заплатил — и рули на все четыре стороны.
— Ты всегда умел заплатить, — сказал отец. — В Ганцевичах давно был?
— Мне туда еще рано, погожу годков десять.
Они засмеялись.
Дом Бучинских ничем не отличался от других домов Белореченска — выбеленные стены, комнаты, застеленные коврами, кухня. Во дворе ходят куры и покрякивают утки, здесь же летняя кухня, возле которой суетится тетя Ядя, жена Бучинского. Над головой, естественно, шатер виноградника, в глубине участка сад-огород.
Тетя Ядя расцеловалась с отцом, взяла меня за руку, но тут же отпустила, словно обжегшись. Вырос ребенок, которого она знала в Ганцевичах.
— Скоро сядем за стол, — сказала она.
— Помнишь, какое мясо было у меня в Ганцевичах? — спросил дядя Толя отца.