Чёрный аист

— Костя, а где Шурик после университета будет работать? — спросила отца тетя Ядя. — Переехал бы сюда, устроился учителем в школе.

«Только этого мне не хватает! — подумал я. — И почему она спрашивает отца, а не меня?»

— Мы не против, — сказала мама.

— А я против, — шепнула мне в ухо Оля. — Лучше мне куда-нибудь переехать…

Я улыбнулся.

Сама Джубга произвела удручающее впечатление: ухабистые улицы, неказистые домишки, столовая в центре поселка гораздо грязнее тех, что я видел в Ганцевичах или Речице. Море в этот день штормило, и отдыхающие толпились как раз в столовой и вокруг нее.

— Мы здесь не останемся, — сказал Бучинский, поймав мой растерянный взгляд. — Километров десять осталось.

Мы размяли ноги, попили ситро, поглазели на неприкаянных курортников на пляже и снова полезли в машину.

На место стоянки приехали уже вечером. Палатки ставили дядя Толя и я, отец стоял в стороне и осматривал местность.

— Натягивай! — командовал Бучинский. — Вбивай колышек, да не здесь, а вон там! Держи, теперь я натягиваю!

С грехом пополам две палатки были установлены.

— Начальник! — кивнул на отца дядя Толя. — Но он таким всю жизнь был, даже в Ганцевичах, а там нам лет по двадцать пять было. Помню, Лида гвоздь вбивает, он стоит руки в боки. Ни разу молоток не держал.

Лида — это моя мама. И отец действительно никогда не брал в руки молоток, пилу или топор. Дрова пилили мы с мамой.

— Но я его все равно люблю, — посмотрел на меня Бучинский. — Хороший мужик.

Я пожал плечами.

— Ты тоже не большой любитель хозяйством заниматься, — сказала из-за палатки тетя Ядя. — Сколько раз просила калитку починить?

— Бабы! — подмигнул мне Бучинский. — Пошли вина выпьем.

Мне вина не хотелось, но я послушно пошел за дядей Толей. Похоже, он назначил меня помощником по хозяйственной части.

Утро разительно отличалось от вечера: стих шторм, ярко светило солнце, под ногами проминался выглаженный волнами песок. Подсоленные помидоры тоже были намного вкуснее.

Место, как и говорил дядя Толя, действительно было пустынное. В правую сторону от нас палатка с такими же, как и мы, дикарями, слева палатки стоят еще дальше.

Я сходил на разведку и узнал, что в дальних палатках разместились студенты-биологи, проходящие какую-то свою практику.

— Приходи вечером к костру, — сказала мне симпатичная блондинка. — Ты тоже студент?

— Из минского университета.

— А мы из краснодарского пединститута.

Я посмотрел на ребят, с подчеркнутым безразличием расхаживающих среди палаток. Похоже, гостю они не обрадовались. Девушек здесь было намного меньше, чем на филфаке.

— Приду, — кивнул я. — Домашнее вино пьете?

— Здесь все пьют, — засмеялась блондинка. — Если что, я за тебя заступлюсь.

— Ты здесь главная?

— Вроде того.

Я вернулся в свой лагерь, и ко мне сразу подскочила Оля.

— Ты куда ходил? — толкнула она меня двумя руками в грудь.

Я к толчкам привык, но все равно пошатнулся. Вроде и взглянуть не на что, а поди ж ты…

— Со студентами знакомился, позвали вечером на костер, — сказал я.

— Меня возьмешь?

Это была хорошая мысль. С девушкой меня там примут совсем по-другому.

— Возьму.

Оля подпрыгнула и с визгом бросилась в море. Плавала она, кстати, плохо, барахталась рядом с берегом.

А я поплыл к камням, на которых пенились волны. Когда волна легонько подхватила меня и с грохотом швырнула на камни, я понял, что сейчас придется бороться за жизнь по-настоящему. С берега волны казались маленькими, здесь они были большими и свирепыми, как на картинах Айвазовского. Я пытался отплыть от камней, но вода, смешанная с песком, подхватывала меня и утаскивала назад. Я цеплялся за водоросли на камнях, судорожно хватал раскрытым ртом воздух, отплевываясь от воды, и все равно трепыхался на одном месте. Но вот самая большая волна пронесла меня над камнями и выбросила на глубину. Здесь уже не надо было бороться с волнами, и я медленно поплыл к берегу.

— Ты где так оцарапался? — с ужасом посмотрела на меня Оля.

Только сейчас я почувствовал, как саднят грудь, живот, руки и ноги.

— Там, — махнул я рукой.

В сторону камней мне даже не хотелось смотреть.

— К студентам не пойдем?

— Пойдем, — успокоил я ее.

Литровую бутылку вина, которую я принес, парни приняли на ура. В сопровождении Оли я для них сразу стал своим. А вот блондинка обиделась. Ее, кстати, звали Наташей.

— Испугался? — кивнула она на Олю и презрительно сморщилась.

— Почему? — спросил я.

— Потому, — отвернулась она от меня.

Всем своим видом девушка демонстрировала, что я ей не интересен.

«А с Наташками у меня так всегда, — подумал я. — Не мое имя».

Песни под гитару здесь были те же, что и у нас в Минске: «Милая моя, солнышко лесное…» и так далее. Оля их слушала затаив дыхание.

— Нравится? — толкнул я ее плечом.

— Очень… — прошептала она.

«Пропала девушка», — подумал я.

В свой лагерь мы пришли уже за полночь.

— Ты где шлялась? — донесся из палатки Бучинских голос тети Яди. — Из-за тебя заснуть не могу…

— Она больше не будет, — сказал я, укладываясь рядом с храпящим отцом.

Какое-то время мама с дочкой шепотом переругивались. Моя мама тоже не спала, но молчала.