Чёрный аист

— Помню, — кивнул отец, — копченое мясо.

— Не копченое, а вяленое. Копченое тоже было, но вяленое лучше, натуральный вкус. Здесь ни у кого такого нет. А запивать будем своим вином.

Отец промолчал. Он предпочитал водку.

Оля сидела в сторонке в плетеном кресле и читала книгу.

«Почему они при мне всегда читают книги? — подумал я. — Знают, что я филолог?»

Они — это в первую очередь Таня из Токарёва, потом Оля. Не читала книг Светлана, но она спортсменка, ей можно.

— Там, где ты учишься, девочек много? — спросила тетя Ядя.

— Полно, — сказал я.

— А моя вот не знает, куда поступать. — Она с осуждением посмотрела на дочку.

Та хмыкнула.

— Поступит, — сказал дядя Толя, — что, она дура, что ли?

Оля раздраженно захлопнула книгу. В вырезе халата я увидел, что она без лифчика.

«Маме надо не шпынять дочку, а научить носить лифчик», — подумал я.

— Пойдем в огород, — поднялась с кресла Оля, — здесь невозможно читать.

— Далеко не уходите, — бросила нам в спину хозяйка, — за стол скоро.

В огороде было намного жарче, чем во дворе. Гудели шмели, пахло помидорной ботвой, укропом и еще чем-то.

— У нас в том конце дыньки растут, — сказала Оля.

— Созрели?

— Еще нет. Ты учишься в Минске?

— Да.

— Я тоже хочу куда-нибудь подальше от родителей, — вздохнула Оля.

Я подумал, что жить лучше рядом с родителями, а не далеко от них, но говорить об этом не стал.

— У вас здесь какая речка? — спросил я.

— Белая, — пожала плечами Оля.

— Купаетесь?

— Вода мутная. Через неделю поедем на море, под Джубгу. Папа говорил, что и вы с нами.

— Вроде нас зовут? — прислушался я. — Ты сильно не переживай, здесь тоже можно жить. Виноград, дыни, море недалеко. Ганцевичи помнишь?

— Смутно. А здесь жарко. Я тоже хочу в Минск или еще дальше!

Вяленое мясо, запиваемое вином, действительно было очень вкусным. Тетя Ядя переживала, что гости плохо едят драники, голубцы, курятину и утятину, на фрукты и смотреть не хотят.

— Разве мы ели так в Ганцевичах! — приговаривала она.

— А это не главное, — сказал отец. — Хочу вот с сыном до начала занятий в Велин съездить.

— Зачем? — спросил дядя Толя.

— На могилу родителей. Там ведь никого не осталось. Хадоска тоже умерла.

— Это кто? — спросила тетя Ядя.

— Сестра батьки. Она меня и вырастила. Кроме того, там под кривой яблоней…

Он замолчал. Я знал, что отец имел в виду. Он не раз говорил мне, что под кривой яблоней в саду закопан горшок с золотыми монетами. Дед Александр во время Первой мировой добыл их где-то в Румынии. Об этом никто толком ничего не знал, но клад был, о нем рассказывали и отец, и его старший брат дядя Вася.

Дядя Вася Василием стал во время Финской войны, а до нее он был Макаром. Его призвали в армию, и он велел человеку, распоряжавшемуся призывом, записать его Василием.

— Не нравилось мне это имя, — сказал он мне. — Макар, который телят гонял. Василий солиднее.

Я пожал плечами. Лично мне мое имя нравилось.

— Так и Константин хорошее, — сказал дядя Вася. — Даже Дима. А Макар… — Он презрительно махнул рукой.

Дмитрий, кстати, был средним братом в их семье, пропал без вести под Кёнигсбергом.

Так вот, Василий, тогда еще Макар, выкопал горшок с монетами, стал ими хвастаться перед младшими братьями, и за этим занятием их застал батька.

— Выдрал как сидорову козу! — качнул крупной головой дядя Вася. — А клад снова закопал под кривой яблоней.

— Откуда вы знаете? — спросил я.

— Подсмотрел, — ухмыльнулся дядя Вася. — В деревне от пацанов трудно укрыться.

Я в деревне не жил, но ему поверил. От дяди Васи вообще было трудно скрыться. Во время войны он был разведчиком-диверсантом, на груди наград полный иконостас.

Сейчас он жил в Минске, его брат в Хадыженске, и клад, закопанный в Велине под кривой яблоней, мог стать добычей любого проходимца. Мы с отцом посмотрели друг на друга.

В Велин нужно было ехать незамедлительно.

7

Но сначала мы все же поехали на море, под Джубгу, где дядя Толя знал хорошее местечко.

— Народу никого, и пляж чистый, — подмигнул он мне. — Отдохнем как короли!

Бучинские заехали за нами на своей «Победе».

«Как мы здесь поместимся?» — подумал я, влезая в машину.

Кроме водителя, в ней сидели отец, мама, тетя Ядя, Оля и Галька. Багажник доверху забит продуктами, тетя Ядя здесь была верна себе. Мама свою сумку с продуктами держала на коленях.

— Как кильки в банке, — сказал дядя Толя, с трудом захлопнув дверь. — Надо было «Волгу» покупать.

— Долго ехать? — спросил отец.

Он сидел на сиденье рядом с водителем, ему было хорошо.

— Часа четыре, — завел мотор дядя Толя. — В горах дорога извилистая, лишь бы никого не укачало.

Я сидел, прижимаясь к упругому и одновременно мягкому бедру Оли. По румянцу на нежной щеке девушки было видно, что это ощущение ей тоже приятно. Но через полчаса мы оба к нему и привыкли, и я стал смотреть в окно.

До перевала дорога вилась серпантином. Склоны гор были укрыты призывно манящими густыми кустами. Казалось, что там свежо и прохладно, полно грибов и ягод, и если оказаться там вдвоем с Олей, я бы ее обязательно поцеловал. Девушка опять покраснела.

«Чувствует», — с удовлетворением подумал я.