Чёрный аист

«Курицу небось только что зарезали», — подумал я.

Мы сели, выпили, закусили. Самая вкусная была курица. Я сидел рядом с Таней.

— На кого учишься? — спросила она.

— Филолог.

Мне хотелось сказать, что буду фольклористом, но здесь, на родине отца, это слово, как ни странно, было неуместным.

— Приезжай после окончания к нам, — сказала с усмешкой Татьяна. — Вместе будем работать.

— Он в Минске останется, — заявил отец.

Как всегда, он лучше меня знал, где я буду жить и чем заниматься.

— Молодежь не хочет оставаться в деревне, — согласилась с ним хозяйка. — Что мы здесь видели? До сих пор себе не прощу, что не уехала в Речицу или Лоев.

«А река? — подумал я. — Такой нигде больше нет».

— Пойдем посмотрим наш сад, — поднялся из-за стола отец. — Яблони еще остались?

— Несколько осталось, — тоже поднялась со стула Валентина. — В прошлом году хороший урожай был.

Мы вышли из хаты. За оградой я увидел несколько сельчан, в основном женщин. Все они смотрели на меня. Одна девочка выглянула из-за юбки матери и тут же спряталась.

— Что это они собрались? — спросил я отца.

— На тебя посмотреть, — ответил он. — Ты же внук Александра.

Для него подобный интерес жителей Велина к моей персоне был обычным делом. Для меня — нет.

Мы прошли на огород.

— Видишь яблони? — показал рукой отец. — Вон под той кривой яблоней он и закопан.

Дерево не было похоже на все остальные. В полуметре от земли ствол яблони искривлялся, и казалось, что она опиралась об нее ветвями. Одна такая яблоня была в нашем саду в Ганцевичах. Она называлась медовка, и ее плоды действительно будто бы наливались медом. Даже по форме они отличались от обычных яблок, были похожи на маленькие дыньки.

— Какой сорт яблони? — спросил я.

— Не знаю, — пожал плечами отец. — Хорошо, что не спилили. В любой момент можно выкопать.

— Что?

— Клад! — Отец посмотрел на меня как на идиота.

Я ничего не сказал и медленно направился в конец огорода, который заканчивался обрывом. Я подошел к нему — и застыл.

Передо мной лежал огромный простор, заполненный водой и светом. Два почти одинаковых рукава реки огибали довольно большой остров, заросший лозняком. За ним рукава смыкались, и дальше река устремлялась на юг мощным потоком. Поверхность воды играла на солнце, покрывалась рябью под порывами ветра, и казалось, что в ее толще мерцают серебряные бока крупных язей.

Под самыми ногами укрывалась от ветра большая заводь, сплошь затянутая желтыми кувшинками. На темной воде они были похожи на солнечные зайчики. Мне захотелось скатиться по обрыву к воде и забросить между круглых листьев кувшинок червяка на крючке. Там обязательно должна стоять рыба, линь или карась, я даже видел цепочки медленно поднимающихся со дна пузырьков. А вон и остов старой лодки, на которой плавал когда-то мой дед…

— Он рыбу не ловил, — встал рядом со мной отец. — Не до рыбы нам было.

— Это же еда, — сказал я.

— Кто рыбу удит, тот хозяином не будет, — хмыкнул отец. — А на тот берег мы наперегонки плавали.

— Зачем?

— Просто так. На заливных лугах сено хорошее. Там же до самого леса луга.

Лес угадывался на горизонте темно-синей полоской. К нему петлял между луговых озер обсаженный старыми осокорями шлях.

— Красивое место, — сказал я и глубоко вдохнул настоянный на травах речной воздух.

— Тут всегда люди жили, — согласился со мной отец. — Это же Днепр.

Да, люди с самого начала селились по берегам больших и малых рек. И по ним же они уходили к далеким морям.

Оставалось выяснить, какая роль в земной жизни отводилась мольфарам, тож колдунам и знахарям.

Часть пятая

Долгиновский шлях

1

Стать фольклористом в традиционном понимании этого термина мне все же не удалось. На кафедре русской советской литературы, к которой относился отряд фольклористов во главе с Татьяной Николаевной Петровой, места в аспирантуру по специальности «фольклористика» не оказалось. Впрочем, на этой кафедре не брали аспирантов и по другим специальностям.

— А вы прикрепляйтесь к нам соискателем, — сказала мне Татьяна Николаевна. — Будете работать в деревне и одновременно готовиться к сдаче кандидатского минимума. Там всего два экзамена: марксистско-ленинская философия и специальность. Ваша дипломная работа — это практически готовая диссертация.

Мой диплом назывался «Каравайный обряд белорусского Полесья». Я хотел его назвать «Семиотические системы обрядов белорусского Полесья», но Татьяна Николаевна настояла, чтобы я ограничился каравайным обрядом.

— Во-первых, семиотика относится к языкознанию, — сказала она, — а во-вторых, рассмотрение обрядов под таким углом зрения — это уже докторская. Сначала нужно защитить кандидатскую. — Она неодобрительно посмотрела на меня из-под очков.

Я понял, что межа, разделяющая лингвистов и литературоведов, непреодолима.

— Открытия делаются на стыке наук, — хмуро сказал я.

Это были слова Валеры, но сейчас мне было все равно, чьи они.