Чёрный аист

По расписанию между третьим и пятым уроками у меня была форточка. Я сидел в своем кабинете на стуле и смотрел в окно. За ним была осень — с дождем, ветром и пустынным полем, сразу за которым начинался лес. По дороге, вымощенной булыжником, изредка проезжали грузовые машины.

В дверь осторожно постучали.

— Войдите, — сказал я и вместе со стулом отодвинулся от окна.

В кабинет зашел сначала Станислав Казимирович, затем учитель географии Петр Никодимович Белецкий. Географ был самый старый учитель в школе, работал в ней чуть ли не с довоенных времен.

— Можно? — спросил Станислав Казимирович.

— Конечно, — кивнул я.

— Дело до вас имеется, — сказал Дубаневский.

Я уже заметил горлышко бутылки плодово-ягодного вина, выглядывающее из его кармана, и понимал, что это за дело.

— Нет стакана, — сказал я.

— Есть, — вынул стакан из кармана географ.

— А директор? — спросил я.

— Уехал в район.

Я понял, что от дела не отвертеться, и запер входную дверь на ключ.

— Молодец! — сказал Дубаневский.

Он достал из одного кармана бутылку, из второго плавленый сырок.

— Знакомиться пришли, — объяснил цель своего визита географ.

— У меня пятым уроком физкультура в шестом классе, — сказал я.

— А мы вам не помешаем, — налил вино в стакан Дубаневский. — Я уже сказал Петру, что молодой учитель не пьет.

— И правильно делает, — взял в руки стакан Белецкий. — Это у нас, стариков, все кончилось, у них только начинается. Ну, будем!

Он выпил вино, даже не поморщившись. Дубаневский налил в стакан себе и тоже выпил не поморщившись. Из внутреннего кармана пиджака он достал перочинный нож и разделил сырок пополам.

— Добре! — сказал он, отдавая половину закуски географу.

— Лучше, чем у старого физрука, — согласился тот.

— Почему? — спросил я.

— Он тоже пил, надо было брать две бутылки, — объяснил географ. — Безбожник оказался.

— Кто?!

— Атеист! — поднял вверх указательный палец Дубаневский.

— Да, мы сразу не разглядели, — повинился Петр Никодимович. — Думали, выпивает, как все люди, к себе в физкультурницкую пускает. А он ограбил каплицу на кладбище, погрузил иконы в коляску мотоцикла и уехал.

Дубаневский долил остатки вина в стакан и засунул пустую бутылку к себе в карман.

— Чтоб улик не оставалось, — сказал он мне.

Я кивнул.

— Зосину гарь уже пробовал? — спросил меня Петр Никодимович.

— Нет, — сказал я.

Как раз сегодняшней ночью моя хозяйка гнала самогон. Об этом я узнал по запаху, из кухни просочившемуся в мою комнату и густо напитавшему подушку, одеяло и простыню. Впрочем, о самогоне я догадался неделю назад, когда обнаружил в корыте под лавкой брагу.

— Мы только ее продукцию и пьем, — сказал Дубаневский. — Рубль бутылка, дешевле, чем в магазине.

«А вино?» — подумал я и невольно покосился на его оттопыренный карман.

— Это по праздникам, — вздохнул Станислав Казимирович.

Грянул звонок.

— Вовремя управились, — поднялся со стула географ. — Пойду лоботрясов из шестого класса учить. Ни черта не хотят знать!

— А зачем им знать твою Америку? — ухмыльнулся Дубаневский. — Они моих Купалу с Коласом не знают, и то я молчу.

— Да, на белорусской мове уроки только мы с ним ведем, — сказал мне Петр Никодимович. — А школа ведь белорусская. Не хочет молодежь говорить на мове.

Физику, химию и математику в школе преподавали молодые учителя. Естественно, говорили они на русском языке.

Старые учителя разошлись по своим классам, я отправился в спортивный зал. Мне нравился запах дерева, смешанный с запахом юного пота, в нем было что-то природное. Гулко отдавался в пространстве зала топот детских ног, шлепались о маты тела, визжали девчонки, попадая мячом в баскетбольное кольцо. Ляжет снег, и мы отправимся на лыжах бороздить снежную целину в поле за школой.

Будни входили в наезженную колею.

5

С окрестностями Крайска я начал знакомиться с первых же дней.

— В нашем озере нельзя купаться, — сказал Коля Курач из восьмого класса, где я был классным руководителем.

— Почему?

Коля пожал плечами. При этом он не засмеялся, хотя при любом удобном случае хохотал как припадочный.

— Там водяник живет, — сказал Витя Сакович и тоже не засмеялся.

— Как озеро называется? — спросил я.

— Крещанка, — хором сказали ребята.

В первый же выходной день я отправился на Крещанку. Озеро было красивое. Со всех сторон его обжимал пестрый сентябрьский лес. Возле запруды удили рыбу двое ребятишек, при этом они больше глазели на меня, чем на поплавки.

— Что ловим? — спросил я.

— Карася, — сказал один.

— Окуня, — добавил второй.

— Щука есть?

— Есть! — обрадованно закивали оба.

— А это что? — показал я на развалины, подступающие к запруде.

— Панский фольварок, — сказал мальчик, который ловил карася. — Из него кирпичи на хаты берут.

— Не на хаты, а печи делать, — поправил его напарник. — Кирпичей уже почти не осталось.

Вода у запруды была красноватого цвета, видимо от тех же кирпичей. Озеро уже почти очистилось от ряски. На середине я заметил пару кружков, поставленных на щуку. А вон и лодка под нависающими над водой кустами. Значит, тот, кто поставил кружки, как-то договаривается с водяником.

— Купаетесь? — спросил я рыболовов.

— Не, — завертели они головой.

— Почему?