Чёрный аист

А вот следующим вопросом были теории и течения философской мысли в современном буржуазном обществе, и в них я действительно плавал. Как-то не дошел я до них в своем Крайске, открывая глаза тамошним детям на «Евгения Онегина» и «Войну и мир». Хотя приоритетной моей задачей было обучение детишек прыжкам через «козла».

Я что-то промычал об этих самых течениях, время от времени сталкиваясь с ироничным взглядом молодой преподавательницы. Мне было стыдно. Я должен был подготовиться к экзамену как следует хотя бы ради вот этих глаз.

— Достаточно, — сказал председатель комиссии. — Удовлетворительно. Надеюсь, у вас нет к нам вопросов?

— Нет, — сказал я.

— И у нас нет. Свободны.

Я вышел из аудитории и остановился у окна. За ним был вечерний Минск. В густеющем синем воздухе плавали большие снежинки. Изредка проезжали переполненные троллейбусы. Спешили к себе домой трудящиеся с сумками и авоськами в руках. Скоро Новый год.

— Не переживайте, — услышал я за спиной голос.

Это была преподавательница из экзаменационной комиссии. Сейчас она была намного симпатичнее, чем за столом.

— Я не переживаю, — пожал я плечами.

— Вижу, — усмехнулась она. — Тройка — вполне приемлемая отметка. Вы же не в философы идете. Кстати, по какому предмету будете защищаться?

— По фольклористике.

— Ну вот! Сдадите на «отлично» свой фольклор, и все будет в порядке. Какая тема диссертации?

— Мольфары, — сказал я и вздохнул.

— Ой, а кто это? Колдуны?

— Вроде того. Я и сам из полесских мольфаров.

— А я из Вилейки. Бывали у нас?

— Работаю неподалеку. Моя деревня Крайск стоит на Долгиновском шляху.

— Здорово! Я по своему городку скучаю.

«А я по Хадыженску, — подумал я. — Интересно, какая там сейчас погода?»

— Хорошая погода, — улыбнулась член экзаменационной комиссии. — Меня Ольгой Петровной зовут.

Похоже, у нее в роду тоже были мольфары.

— А я Кожедуб, — сказал я. — Но не летчик.

— Догадываюсь. Вы, кстати, не хуже других отвечали. Некоторые физики такое несут!

— Они тоже своего рода философы. Впрочем, как и все люди.

— Вот этого не надо! — взмахнула она рукой. — Главное, не берите в голову лишнего. Куда сейчас направитесь?

— В пивную, — хмыкнул я. — Другого пути у нас нет. Не хотите со мной?

— Меня муж ждет.

Мне показалось, в ее голосе промелькнуло легкое сожаление.

Я направился вниз по лестнице, ее каблуки зацокали по пустынному коридору.

Отчего-то я был уверен, что больше никаких экзаменов сдавать не буду.

8

Прошли новогодние праздники.

На каникулы я съездил в Минск. Там все было в штатном режиме. Девушки, вышедшие замуж, либо готовились стать матерями, либо уже растили детишек. Те, кто уехал по распределению, сидели в своих Крайсках. Никого из них в столице я не увидел. Валера занимался фотосъемками, одновременно пребывая в должности младшего научного сотрудника в Институте языкознания.

— Одно другому не мешает? — спросил я его.

Мы разговаривали по телефону, времени для очной встречи у нас не нашлось.

— Нет, — сказал Валера. — Денег платят мало, зато есть свободное время. От Минска до Вильнюса всего три часа на поезде.

Я понял, что большую часть этого свободного времени Валера проводит в Вильнюсе.

«Как-нибудь и я туда съезжу, — подумал я. — Мой Долгиновский шлях идет именно в том направлении».

Я видел, что большинство моих однокурсников определились и с путем, и с семьей, некоторые уже успели развестись.

— У Крокодила не пошло, — сказал Валера. — Но он женился, только чтобы остаться в Минске. Теперь опять вольный казак.

Я тоже был казак, но наше с Крокодилом казачество в чем-то не совпадало.

«Пусть скачет с шашкой к грядущим победам, — подумал я. — Мне бы до конца учебного года дотерпеть».

Впрочем, такой уж пропащей моя крайская жизнь отнюдь не была. Кроме занятий в школе, в ней было и много другого. Вместе с трудовым коллективом я отмечал все праздники, которые были выделены в календаре. С сыном бабы Зоси Петром ходил по субботам в баню. Вечерами выслушивал местные истории бабы Зоси, которые правильнее было бы назвать сплетнями. Все они укладывались в строго обозначенные рамки: тот женился, а этот умер. Или наоборот.

— Сам-то когда женишься? — в лоб спрашивала она.

— Не знаю, — отвечал я.

— А в город зачем ездил?

— Сдавать экзамен.

— Знаю я эти экзамены, — хмыкала она. — Один ведь не проживешь. Вон Зинка хорошая девка, моя племянница из Задроздья. Тоже Пташник.

Пташник была распространенная в этих местах фамилия.

— Какая еще Зинка? — на всякий случай спросил я.

— У тебя учится, — укоризненно посмотрела на меня баба Зося.

— У меня?! — опешил я. — В каком классе?

— Кажись, в восьмом. Хоть сейчас бери замуж, все умеет.

Я не стал уточнять, что такого умеет делать Зина Пташник. Была она вполне обычная восьмиклассница. Может быть, сильнее других краснела, когда я вызывал ее отвечать. Но я не знал, что она племянница. А Зина знала.

— Не бери городскую, — по-своему расценила мое замешательство баба Зося. — С нашей девкой будешь как за каменной стеной. Не курит.

Это был сильный аргумент. Некоторые из девушек, которые мне нравились в студенческой жизни, курили. Но где она, та студенческая жизнь. Ушла.