Чёрный аист

— Во-во, — сказала баба Зося. — Сегодня суп хороший, соседская собака кроля задушила. Налить?

— Наливайте, — согласился я.

— И моей?

В силу какого-то суеверия баба Зося никогда не называла свою продукцию самогоном или гарью, обходилась иносказаниями. А я в свою очередь никак не мог привыкнуть к ее запаху; как только подносил кружку ко рту, меня тошнило.

— Не надо! — решительно отказался я.

По вечерам я часто заходил в библиотеку при сельском клубе. Нина, библиотекарь, меня уже ждала.

— До вас никто столько книг не брал, — сказала как-то она. — Когда вы успеваете их читать?

— Ночами, — ответил я. — Другого времени у меня нет.

— А спать? — покраснела Нина.

— Хватает и трех часов.

Я сделал вид, что не заметил ее смущения.

Нина была замужем за Николаем, киномехаником в клубе. Он зазывал меня к себе в киношную, но я знал, что там надо пить водку без закуски, и отказывался.

Нина по-своему оценила мой отказ идти к Николаю. Начался очередной сеанс, и она закрыла дверь библиотеки на ключ, погасила свет и включила настольную лампу.

— Посидим при интиме, — посмотрела она мне в глаза.

— А Николай?

— У него зоотехник с бутылкой, — фыркнула Нина.

Она придвинулась ко мне, и мы поцеловались.

«Нет, — подумал я, — это почти то же самое, что целоваться с Зинкой из восьмого класса. Не то».

Кстати, я присмотрелся к Зинке. Круглое лицо, складненькая фигура, высокая грудь. Хорошая жена кому-то достанется.

Нина почувствовала, что я думаю не о том, и вместе со стулом отодвинулась от меня.

— Боишься? — спросила она.

— Это ты должна бояться, — ответил я.

— Ко мне младшая сестра скоро приедет, — поправила она рукой волосы. — Учится в техникуме. Хочешь, познакомлю?

— Знакомь, — кивнул я.

Меня забавляли все эти знакомства и предложения. Неужели не видно, что я все буду решать сам?

— Это тебе еще хорошая девушка не попалась, — сказала Нина. — Галя лучше всех.

Я взял сумку с отобранными книгами. Лучше всего зимними вечерами читается «Жизнь Арсеньева» Бунина. Но и романы латиноамериканских писателей, которые я недавно купил, тоже хороши. Придет весна, и я снова поеду на велосипеде в местечко за книгами. Главное, чтоб дороги подсохли.

9

Наступила весна.

Подули теплые ветры, пошли дожди, стаял с полей снег. Темная полоса леса, начинавшегося за колхозным полем, очистилась от пелены. Звонче зазвучали детские голоса на школьной перемене. Да и звонок на перемену стал громче.

Из Хадыженска пришло письмо от Нади. Она писала, чтобы я плевал на все и рвался на юг. «Здесь так цветут сады — голова болит, — читал я. — А особенно иудино дерево. Оно такое красивое и так плохо называется. Акации в окно лезут. Приезжай, поедем вместе на море в пионерлагерь».

Бывший одноклассник Саня Сварцевич звал к себе в Киев походить на крейсерской яхте. «Я уже помощник капитана, — сообщал он, — и часто катаю по Киевскому морю девушек. Приезжай, покатаем вместе».

Он прислал фото, на котором сидел на мачте и махал сверху сухопутным крысам. Был он, естественно, практически голый и со шкиперской бородкой.

Но пуще всего мне хотелось в Минск, на Ленинский проспект, где за день можно было встретить всех своих знакомых, в том числе девушек, вдруг вновь ставших желанными.

Передо мной лежала огромная страна, и мне лишь оставалось выбрать, в какой из ее уголков податься.

— Еще один год долой, — сказал мне Дубаневский. — Если человек весну переможет — будет жить.

Мы разговаривали у меня в кабинете, точнее, в комнате, где хранились лыжи. Я уже насухо вытер их, проверил крепления и выбросил сломанные палки.

— На следующий год снова все то же самое, — сказал я. — Пушкин с Лермонтовым не меняются.

— Не скажи! — возразил Станислав Казимирович. — Следующий год всегда новый, скоро сам увидишь. Нам бы только проверку из района пережить, а там…

Мне было хорошо понятно, что там. Я снова разглядел в кармане брюк коллеги бутылку.

— Белецкого ждете? — спросил я.

— С ним только и можно поговорить, — кивнул Дубаневский. — Моя Любка в спортсменки выйдет?

Дочка Станислава Казимировича училась в пятом классе, и у нее оказались хорошие физические данные. На районной спартакиаде она заняла второе место по бегу на четыреста метров, и мне сказали, что Любу могут рекомендовать в республиканскую школу-интернат. А это жизнь и учеба в Минске.

— Выйдет, — сказал я. — А что это все так боятся проверки? Директор с завучем прям ночи не спят.

— Приедут, накопают недостатков — и полетят головы, — вздохнул Дубаневский. — Ты, между прочим, пойдешь проводить министерский диктант в Осинцах. Там тоже старый учитель, в один год с Белецким начинали.

— Почему я?

— А кто же? — удивился Дубаневский. — Туда пять километров лесом, только молодой доберется.

— Не заблужусь?

— Нет, там дорога простая, дошел до Святого колодца — и направо. Дети из Осинцев к нам в школу каждый день ходят.

— А что за Святой колодец в лесу?