— Раньше там был хутор. Крепкий хозяин жил, Вербицкий. Выкорчевал лес, поставил хорошую хату, завел пасеку. До него у нас пчелиные колоды на деревьях вешали, а этот все по науке. У него сват в гмине служил, приезжал на хутор охотиться. До войны в наших лесах медведя можно было поднять.
— Медведя? — не поверил я.
— А что, волки и сейчас иногда набегают. Прошлой зимой жеребенка в Задроздье порвали, хозяин вызывал охотников из района, но так и не приехали. А в нашей Крещанке…
Он замолчал.
Про Крещанку я и сам кое-что знал, сейчас мы говорили о Святом колодце.
— И все было хорошо, — продолжил рассказ Дубаневский, — пока этот хозяин не сложил новый дом из разобранной каплицы. Часовня так здесь называется. Как только сложил, так и началось…
Он снова замолчал.
— Что? — спросил я.
— Померли все на хуторе, в том числе сам хозяин. Остался один колодец. И люди заметили, что это не простой колодец. Бросишь в него монету, прочитаешь молитву, что-нибудь попросишь, и все сбывается. Например, хворь проходит, а то и богатство привалит. А иногда и наоборот…
В дверь постучали.
— Заходи, — разрешил Дубаневский.
В комнату вошел Белецкий.
— Опять сочиняет? — кивнул он на собутыльника.
— Рассказывает про Святой колодец, — сказал я. — Он на самом деле святой?
— А ты возьми и проверь, — хмыкнул географ. — Вот будешь проводить диктант — и заверни к колодцу. Там недалеко.
— Не больше километра, — поддакнул Дубаневский. — Давай стакан.
Он вынул из кармана бутылку вина.
— Сегодня директор в школе, — сказал я, закрывая дверь на ключ.
— Ему сейчас не до нас, — махнул рукой Белецкий. — Сидит в кабинете, ни с кем не разговаривает.
— А Марья Сергеевна?
— Она своего военрука сторожит, — ухмыльнулся Дубаневский. — Девки в десятом классе огонь! Она к стрельбе изготавливается, и он рядом пристраивается. Тяжелая работа…
Приятели засмеялись.
— Ты еще не присмотрел себе пару? — спросил Дубаневский, отдышавшись от выпитого стакана вина.
— Его пара в городе, — сказал Белецкий, наливая себе в стакан. — У нас подходящих нету.
— А что, моя Любка скоро директорской дочке фору даст, — внимательно посмотрел на меня Дубаневский. — Уже лифчик надо покупать.
Я сделал вид, что пересчитываю пары лыж. По весне даже стариков бес тычет в ребро, что уж о молодых говорить. А насчет Святого колодца у меня появилась мыслишка.
10
Как и говорили деды, посреди недели я отправился в Осинцы проводить диктант.
— Осинцевский учитель про диктант знает? — спросил я директора.
— Зачем ему знать? — поиграл тот бровями. — Он уже лет пятьдесят имеет с ними дело. Справится.
Меня успокоило, что справляться с диктантом должен учитель начальной школы, а не я.
— Но вы там следите, — угадал ход моих мыслей Знаткевич. — Это все же министерский диктант. Проверять будете вы, он пусть диктует.
Директор крякнул. Вероятно, ему вспомнилась проверка из роно. Для него она была гораздо худшим бедствием, чем диктант.
— Когда приезжают? — спросил я.
— В понедельник.
Директор тяжело вздохнул. Я тоже не сдержал вздох. Недаром говорят: попал в вороны, кричи как оны. Еще год поработаю физруком и присоединюсь к Дубаневскому с Белецким. Их плодово-ягодное вино немногим лучше самогона бабы Зоси, но ведь и деваться некуда.
— Идите, — протянул мне запечатанный сургучом пакет Знаткевич. — Учителя Иваном Ивановичем Гилевским зовут.
Дорога до Осинцев шла лесом, но я не заблудился. У заброшенного хутора, от которого нужно было взять вправо, я чуть притормозил. «На обратном пути загляну», — решил я.
По дороге мне не встретилось ни одного человека, места действительно были глухие. Но вот лес поредел, я разглядел за деревьями крыши хат. А вон и школа. За мной действительно кто-то следил из леса или показалось?
Показалось, успокоил я себя.
Иван Иванович о моем визите, видимо, был предупрежден, провел в свой кабинет, усадил за стол. На вид он был еще старше Белецкого. Грузная фигура, большая голова, поношенный темно-синий костюм. «Последний из могикан», — пришло мне в голову.
— В этом году помощницу прислали, — усмехнулся Гилевский. — Галя, заходи!
В кабинет вошла помощница, и я едва не ахнул. Девушка ростом была выше Гилевского, не говоря уж обо мне. Милое лицо, русые волосы, гибкий стан. Почему ее не направили к нам в Крайск?
— У вас нет ставки учителя младших классов, — сказал Иван Иванович. — А у нас зоотехник еще не женат.
Девушка покраснела, фыркнула и в два шага исчезла за дверью.
— Стесняется, — сказал Гилевский. — Такая, как она, любому понравится. Ну, что там у нас?
— Контрольный диктант, — протянул я ему пакет. — Из министерства.
Гилевский неохотно взял пакет в руки, осмотрел со всех сторон, потрогал пальцем сургучную печать.
— Шлют и шлют, — сказал он. — И каждый год все труднее. Диктовать сами будете?
— Директор сказал, это дело учителя.
Лицо Гилевского посветлело.
— Ладно, — кивнул он. — Пойду класс подготовлю. А вы тут книжки посмотрите. Может, Галю позвать?
— Не надо, — отказался я.
Захочет — сама придет. Но такие, как она, обычно сами не приходят. Уламывать надо. Или приказывать.