Чёрный аист

Я посмотрел на книги, стоящие в книжном шкафу. Собрание сочинений Ленина, учебники, «Педагогическая поэма» Макаренко. Как сюда попала последняя?

— Можно начинать, — заглянул в кабинет Гилевский.

Кажется, он диктанта боялся не меньше своих учеников: мелко дрожат руки, на висках бисеринки пота. Сколько их у него было?

— В молодости диктанты были гораздо легче, — сказал Иван Иванович. — А под поляками…

При нашем появлении дети дружно встали. Я сразу заметил, что некоторые из них отчаянно косили. И похоже, это был не единственный их физический недостаток.

Я сел на стул возле жарко натопленной печи в конце класса. Поначалу детишки с любопытством оглядывались на меня, потом перестали. Диктант все же был страшнее, чем незнакомый учитель.

Гилевский начал диктовать текст, и мне стало плохо. Он проговаривал все звуки, включая безударные. Возле некоторых учеников он стоял до тех пор, пока тот не выписывал правильную букву.

Я стал смотреть в окно, благо за ним промелькнула фигура Галины. Что она делает вечерами в этом пропащем месте? Впрочем, если она познакомилась с тем самым зоотехником, то ее дела не столь плохи. Может быть, они даже лучше моих…

Закончился диктант, Иван Иванович собрал тетради, мы прошли к нему в кабинет. Я раскрыл первую тетрадь и приготовился исправлять красным цветом ошибки.

— Может, не надо? — остановил меня Гилевский.

Выглядел он гораздо хуже, чем до начала диктанта. У него даже голос пропал.

— Что «не надо»? — спросил я.

— В районе требуют, чтоб не было двоек, а у меня полкласса надо в спецшколу отправлять. Пьют не только отцы, но и матери… Давайте сначала я проверю, потом вы. На следующий год уйду на пенсию, пусть Галя учит.

Я обреченно махнул рукой. Иван Иванович придвинул к себе стопку тетрадей и взял в руки ручку с обычными чернилами.

Галя, кстати, в кабинете так и не появилась.

Гилевский сноровисто справился с ошибками. Теперь их было ровно столько, сколько требовалось для положительного результата.

— Две двойки, две пятерки, пять четверок, остальные твердые тройки, — с удовлетворением сказал Иван Иванович. — Ну, в честь, так сказать, успешного завершения мероприятия по граммульке?

Он достал из-под стола объемистый портфель и открыл его. Из него выглянули два горлышка бутылок хорошо знакомого мне плодово-ягодного вина.

— Не надо, — сказал я. — Мне еще пять километров лесом.

— Хотел водки купить, — виновато сказал старый учитель, — но в магазине не было…

Я подумал, что в наших сельских магазинах водка будет последним товаром, который исчезнет перед концом света. А может, она не исчезнет и во время оного.

11

Я быстро шел по дороге, которая вела к Святому колодцу. Небо было затянуто низкими облаками. Еще час-другой — и начнет смеркаться.

Впереди вдруг замаячила фигура человека. Я четко видел ее очертания. Длинная верхняя одежда, пальто или плащ, на голове зимняя шапка, в руках посох. Отчего-то я был уверен, что у человека в руках был посох, а не обычная палка.

«Нужно догнать, — подумал я. — В лесу идти за человеком вприглядку нехорошо, лучше догнать и идти рядом с ним, а то и словом перекинуться».

Я прибавил шагу, однако человек все так же равномерно тюкал по земле посохом, нисколько не приближаясь. Я уже почти бежал, а между нами были те же пятьдесят метров. И он, в отличие от меня, не торопился, я это хорошо видел.

Больше того, судя по фигуре, передо мной шел старик, отнюдь не бегун-марафонец.

Мне стало зябко, я остановился. Человек в последний раз мелькнул среди кустов и пропал.

Я медленно обвел глазами лесные заросли, обступающие меня. В них никого не было.

— Эй! — негромко сказал я. — Ты здесь?

Лес молчал.

«Ладно, — подумал я, — посмотрю на колодец — и домой. У хозяина свои дела, у меня свои».

Я догадывался, что это был за старик. В фольклорных текстах мне приходилось читать о лесовиках, которые могли показаться человеку и великаном, упирающимся головой в облака, и гномом, прячущимся под кустом. Но чаще всего он был стариком в длинной одежде, лица которого нельзя было разглядеть. Вероятно, и ходить он мог так быстро, что никакому человеку за ним не угнаться, даже бывшему спортсмену.

Деревья расступились, и я оказался перед заброшенным хутором. Большой полуразвалившийся дом, хозяйственные пристройки, совсем развалившиеся, чуть в стороне журавель колодца. Да, когда-то человек здесь жил широко, это понимал даже я.

Возле колодца я отчего-то оробел. С усилием, будто преодолевая невидимую преграду, я облокотился на замшелые бревна сруба и заглянул внутрь. Глубоко внизу мерцала вода.

«Живой колодец, — подумал я. — А раз живой, значит, его можно о чем-нибудь попросить».

Я выпрямился. Самому мне ничего не было нужно. Девушка? Скоро она мне встретится, вот как Галя из Осинцев. Деньги? Хватает денег, могу лететь хоть в Киев, хоть в Краснодар и жить там, ни о чем не думая. Диссертация? Ну ее к лешему, эту диссертацию. Я вдруг четко осознал, что больше никаких экзаменов, даже по народному творчеству, сдавать не буду. Кстати, слово «леший» сейчас я употребил всуе или в этом был какой-то смысл?

Я еще раз оглянулся по сторонам. Никого.