— Я думала, там рота солдат гремит сапогами, а тут всего лишь один жених и одна невеста! — запахнула на груди цветастый платок хозяйка.
Студентки, сидевшие за столом и на лавке с чашками чая в руках, прыснули.
«А здесь девицы не только из моей группы, — подумал я. — Но ни одна из них не сравнится с хозяйкой хаты…»
Сабина была статная, круглолицая, улыбчивая, но главное, она была так красива, что походила на вырезанный из драгоценного камня сосуд. И я понимал, что это изысканная красота, может быть, потусторонняя.
Откуда она здесь взялась?
— Оттуда, — кивнула хозяйка. — Садись вот сюда.
Мановением руки она согнала со стула девицу, по-моему, самую симпатичную в нашей группе. Вслед за ней вскочили с мест остальные девушки. Люба, наоборот, робко пристроилась рядом со мной.
— Отсюда лучше видно, — шепнула она мне.
— Надо бы погадать на ключ, но у нас нет нужного. От церкви бы подошел…
— А я знаю анекдот про ключ от собора, — неожиданно для себя сказал я. — На рождественском богослужении батюшка протискивается сквозь толпу в соборе. «Ого!» — сказала одна из прихожанок. «Это не ого, — строго посмотрел на нее батюшка, — а ключ от собора».
Никто не засмеялся. Усмехнулась одна лишь Сабина.
— А чтобы гадать на ячмень, нет петуха, — сказала мне в ухо Люба.
Она вздрогнула всем телом, и я понял, что девушка едва сдерживает смех.
— Какого петуха? — покосился я на нее.
— Девчата садятся в круг, насыпают перед собой горсть ячменя, запускают в круг певня, и та, у которой он начинает клевать ячмень, первой выйдет замуж. Сабина кур не держит.
— А кого она держит?
— Никто не знает…
Люба вместе со стулом резко отодвинулась от меня. Похоже, она побаивалась Сабины не меньше своей мамы.
Мне хотелось узнать, как гадают на ключ от собора, но Сабина никому не давала отвлечься.
— Так! — похлопала она в ладоши. — Гадаем на туфли! Каждая берет в руки левую туфельку…
Девицы сгрудились вокруг нее.
— А если мы в сапогах? — спросила согнанная Сабиной со стула девушка.
— Можно и сапогами меряться, — махнула рукой Сабина. — Расставляем туфли в один ряд от стены в сторону порога. Последнюю ставим первой, и так по очереди, пока чья-то туфелька не взберется на порог… Нет, начинаем из спальни, вас слишком много!
Девчата с визгом бросились в спальню.
— А ты что не гадаешь? — спросил я Любу, которая осталась сидеть на стуле.
— Я не хочу замуж, — вздохнула она.
— Да ну? — удивился я.
— Здесь не за кого. Сабина это лучше других знает.
— Тоже не замужем?
Сабина, видимо, поняла, что мы говорим о ней, и в три шага оказалась возле меня.
— Любка, геть к девкам! — тихо приказала она.
Люба безропотно вскочила со стула и скрылась в спальне.
— Ну? — в упор посмотрела на меня Сабина. — О чем секретничаем?
— О тебе, — не стал я врать.
— Тебе не на меня надо заглядываться, а вот хоть бы на Любку. Хорошая девка.
— У меня своих хватает, — сказал я.
— Э, да ты совсем дитё! — захохотала Сабина. — Ничего, я тебя научу уму-разуму…
Она метнулась в спальню, а я остался сидеть на стуле. И я чувствовал, что сегодня что-то случится.
8
Я решил выйти на улицу. Девушки, ревниво следя за очередностью, переставляли свои туфли и сапожки, Сабина покрикивала на них, и мне здесь делать было нечего.
В темных сенях я нашел среди дубленок свою куртку, натянул на себя и вышел на крыльцо. Была уже ночь, но в свете месяца можно было разглядеть и хлев, и соседние хаты, и узкую стежку в снегу.
Меня будто кто-то толкал в спину, заставляя идти по стежке. Закружила метель, в вихрях которой пропали заборы и хаты, но я продолжал идти вперед. В голове было пусто. Чей сапожок первым добрался до порога — Марины, на стул которой меня усадила Сабина, или Любы?..
У меня перед глазами появилось лицо гадалки, и сейчас оно мне не показалось красивым. На нем лежала печать холодной отстраненности. На кого она сердится? Неужели на меня?
Я остановился. Прямо передо мной из темноты проступали неясные очертания предметов. Я присмотрелся и ахнул. На меня толпой надвигались кладбищенские кресты. Все было как в Теребежове, на моей первой фольклорной практике. Но, во-первых, тогда было лето, а во-вторых, рядом находился Валера.
Я повернулся и, с трудом передвигая ноги, пошел назад. «Надо бы перекреститься», — вибрировала в голове мысль. Но руки, как и ноги, были чужими, они не подчинялись моей воле.
«Мольфар, помоги!» — взмолился я.
И сразу стало легче. Прекратилась метель, прояснились глаза, на небе проступили очертания молодого месяца. Я уже не полз по дороге, а почти бежал. Вон показались и хаты деревни. Я остановился и, превозмогая себя, оглянулся. Погост позади меня казался уже не таким страшным — высокие сосны, под ними кресты могил. Островок смерти в безбрежном жизненном море…
Как меня занесло туда?
Я взошел на крыльцо своей хаты и толкнул дверь. Она не была заперта. Я направился через кухню к своей комнате, но тут щелкнул выключатель, и в доме стало светло. Передо мной стояла Люба.
— Где вы были? — требовательно спросила она.
— Там, — махнул я рукой.
— Вы знаете, который час?
Я посмотрел на ходики на стене. Была половина третьего ночи.
— Ого, — сказал я.