Чёрный аист

— Так я же говорю — красавица! Черная коса толщиной в руку, осиная талия, плясала — глаз не отведешь. А я тогда по деревням песни записывал, как раз по Западной ходил. Ну и решил заглянуть к Гэле.

— Далеко отсюда? — перебила его Люба.

— Далеко, аж под Брестом. А в дороге, сами знаете, за собой не смотришь. Свитка потрепанная, сапоги стоптанные, за плечами котомка. Ночевал тоже где придется… Лучшие были годы! И вот захожу я во двор Гэли, там двое хлопчиков-погодков, такие же черненькие, как Гэля, глазастые. «Не ошибся, — думаю я, — в маму дети пошли». Они перестали играть, уставились на меня. «Позовите маму», — говорю. Старший помчался в хату и кричит: «Мама, к тебе нищий за милостыней пришел!» Я ноги в руки и бегом со двора!

Мы расхохотались.

— Так и не увиделись? — спросил я, вытирая тыльной стороной ладони проступившие слезы.

— Нет, — достал из пачки «Примы» сигарету Ластович. — До сих пор жалею, что сбежал тогда. Сниться вот стала. Наверно, зовет к себе.

— Куда это? — напряглась Люба.

— В гости, — отвернулся от нее Ластович. — Полвека уж с того дня прошло.

Мне стало не по себе. Только теперь передо мной разверзлась временная бездна, в которой человек исчезает бесследно.

— Колдуны вам в ваших хождениях часто попадались? — сменил я тему разговора.

— Колдуны? — хмыкнул Ластович. — А что ж, и колдуны были. Першай под Воложином знаешь?

— Слышал, — сказал я.

— Вот там самогон пять бульбинок, только ты Литвину не говори. Приедет, притащит с собой толпу фольклористов, и место пропадет. Самогон должен быть чистым, как слеза, а под чужими глазами он мутнеет.

— Я тоже фольклорист, — насупился я.

— Какой из тебя фольклорист! — засмеялся Ластович. — Еще пить толком не научился. Истинный фольклорист, знаешь, вроде того колдуна. От его глаза птицы на лету дохнут, сам видел.

— Так уж и дохнут, — сказала Люба.

Она подошла ко мне и прижалась горячим плечом. Я понял, что девушка за меня заступается, а мне этого не хотелось.

— Расскажете, как его найти? — отодвинулся я от Любы.

— Зачем тебе? — посмотрел на меня Ластович.

— Его к ведьмам тянет! — фыркнула Люба. — Сабина так прямо к себе в постель затащить хотела.

— Сабина? — вытаращил глаза Ластович.

— Что ты несешь? — покраснел я от негодования. — Мы и словом не перекинулись!

— А она весь вечер для тебя старалась! Как только ты ушел, она всех из хаты выгнала!

Люба перешла на «ты», и мне это совсем не понравилось.

— Тихо! — встал между нами Ластович. — Расходимся по своим углам. У тебя во сколько автобус?

— В семь утра, — сказала Люба.

Мы все посмотрели на ходики на стене. Было уже десять вечера.

— Давно спать пора, — вздохнул Ластович. — Завтра я тебе скажу, как найти колдуна. А ты, девка, лишнего на людей не наговаривай, тебе ведь жить с ними.

Я ушел к себе в комнату, лег в кровать и сразу уснул, будто ушел на дно глубокого омута.

10

В Минск я вернулся в полной растерянности. Росстани, раскинувшиеся передо мной, были много хуже перепутья, представшего перед героем трилогии Якуба Коласа. Налево пойдешь — ничего не найдешь, прямо пойдешь — голову потеряешь…

— Самое сложное в жизни — сделать правильный выбор, — сказал Валера, когда я пожаловался ему на жизнь. — Люди правильного выбора мне почти не попадались.

— А сам? — хмыкнул я.

— Тоже есть проблемы…

Валера крякнул. Это было на него не похоже. Неужели что-то случилось?

— Не случилось, но может случиться. Про балерину я тебе говорил?

— Нет, — сказал я.

— Уже месяц снимаю, — вздохнул Валера. — Сто семьдесят два сантиметра. Ты видел таких балерин?

Балерин я видел только на сцене театра, и то не больше двух раз в жизни. О ста семидесяти двух сантиметрах и говорить нечего. Много это или мало?

— Чтоб ее поднять над головой, штангист нужен, — ухмыльнулся Валера. — И не твоей весовой категории. Зато ноги от ушей. Я ее снял в прыжке антраша снизу — полный отпад! На любой конкурс можно отправлять снимок.

— Зачем? — спросил я.

— За призом, — удивился Валера. — Но мне приз не нужен.

— Как ее зовут?

— Наташка. Красивая, зараза.

Я не удивился, что балерину зовут так же, как и жену Валеры. Все так и бывает в жизни: кому толпа Наташек, кому ни одной. Да, как увижу я Наташку, поднимает он рубашку…

— Съезди в Прибалтику к Илоне, — посоветовал я. — Это оттягивает.

— Откуда ты знаешь про Илону? — взглянул на меня Валера.

— Догадался, — пожал я плечами. — Между прочим, я тоже мольфар, пусть и необученный.

— Понятно, — отвел глаза Валера. — Ты что надумал с диссертацией по фольклору?

— Отложил в сторону.

— А с лингвистикой?

Про лингвистику я еще ничего не думал. В розарии, в котором я сейчас пребывал, мысли о науке как-то не зарождались. Наоборот, в голове появлялись антинаучные мысли.

— Да, как с балериной, — кивнул Валера. — Но нужно определяться.

Он, конечно, имел в виду себя.

— Крокодил уже развелся и снова женился, — сказал я.

— Крокодилу легче, — вскинул на плечо сумку с фотопринадлежностями Валера. — У него голова пустая. А вот что нам делать?

Как и Валера, я этого не знал. Хоть в этом мы равны. В остальном он намного опережал меня.