— Беги, Освальд! Беги со всех ног!
Мальчишка в ступоре. Нет, вздрогнул. Неужели услышал?!
— Беги, дуралей! Он тебя убьёт!
Освальд мотает головой, словно пытаясь вытрясти Джошев вопль из ушей.
— Беги!!!
— Сэр! Что вы наделали?!
Тахтон оборачивается:
— Ты же видел — он хотел меня застрелить.
— Он врёт! Беги!!!
— Но… Я не видел, сэр!
— Так подойди и посмотри. Убедись сам, Освальд. Ты парень умный, ты поймёшь.
Мальчишка встаёт на ноги. Колени его дрожат.
— Давай, спускайся. Неужели ты думаешь, что я мог убить человека ни за что ни про что?
— Мог! И убил! Беги, Освальд!
— Сэр… Вам не кажется, что здесь кто-то есть?
— Да! Да! Здесь кто-то есть!
— Ерунда. Никого здесь нет. Это ветер. Иди, у нас мало времени.
Освальд начинает спуск.
— Нет, Освальд, нет! Беги!
Мальчишка вертит головой.
— Ну же, ну! Я здесь!
Освальд спотыкается. Падает. С шумом катится вниз. Встаёт, отряхивается.
— Вот, смотри сам.
— Беги!!!
Освальд проходит мимо Джоша. Не замечает призрачных рук, что пытаются его перехватить, оттолкнуть прочь.
Тахтон склоняется над мертвецом:
— Видишь, Освальд?
Когда тахтон выпрямляется, в руке его блестит револьвер Клеменса. Ствол направлен в грудь МакИнтайра-младшего.
— Сэр?
Резкий щелчок взводимого курка. Он сливается с грохотом выстрела. Из ствола вырывается рыжее пламя. Облако порохового дыма окутывает обоих — тахтона и Освальда. Но даже сквозь дым Джош видит, как из груди мальчишки брызжет кровь, тёмная в лунном свете. Освальд опрокидывается на спину. Ноги его дёргаются, как у висельника, пляшущего в петле. На штанах расползается мокрое пятно.
Джош дрожит всем телом, которого у него нет.
Это агония. Парень и минуты не проживёт. Люстра упала с небес, люстра гнева господнего, только раздавила она совсем не того, кого следовало. И небеса промахиваются, будь они прокляты!
— Ублюдок! Сраный убийца детей!
Тахтон оборачивается. Смотрит на обвинителя.
— Он умер из-за тебя, — звучит равнодушный ответ. — Это ты убийца.
Джош теряет дар речи.
— Поздравляю, — тахтон серьёзен, даже мрачен. — Ты почти докричался до него. Если бы не твои глупые попытки, мальчишка был бы жив.
— Лжёшь, подонок! Ты бы его всё равно убил!
— Может, да, — тахтон пожимает плечами. — Может, нет.
— Ты бы не оставил свидетеля!
— Любую историю можно подать по-разному. Я бы убедил его, что всё было не так, как ему показалось. Дети легковерны, тебе ли не знать?
— Он бы тебе не поверил!
— Этого мы уже не узнаем. Но если хочешь, чтобы пострадал ещё кто-нибудь — продолжай в том же духе. Скачи перед людьми, ори им в уши. Глядишь, до кого-то достучишься. И ещё один человек по твоей вине отправится вслед за этим мальчишкой. Тебе бы этого хотелось?
Тахтон одновременно говорит и действует. Говорит он совсем не так, как раньше: кратко, примитивно. Складывается впечатление, что он добрался не только до тела, но и до словарного запаса Джошуа Редмана — выгреб все деньги из этого банка. Что же до действий…
Лже-Редман вкладывает револьвер в руку мёртвого Клеменса. Подбирает коробок спичек. Достаёт из кожаной сумки, висящей у тахтона на боку, две толстые серые свечи. Из обеих торчат запальные шнуры фута по три длиной.
Динамитные шашки.
— Что ты ещё задумал?!
Но тахтон ему больше не отвечает. Одну шашку он вкладывает в пальцы Освальда. Взвешивает на ладони вторую, чиркает спичкой. Прежде чем поджечь шнур, оборачивается к Джошу:
— У меня для тебя хорошая новость,
Шнур вспыхивает, дымит, с шипением разбрасывает колючие искры. Широко размахнувшись, тахтон забрасывает шашку в чёрный зев шахты. Не слишком далеко: динамит падает шагах в семи от входа. Шашку подсвечивает огонёк, ползущий по запальному шнуру.
Тахтон взбегает по склону и скрывается за гребнем.
Воняет серой. Это порох в шнуре горит, убеждает себя Джош. Он слышит тихий стон: Освальд ещё жив. Джош склоняется над ним:
— Ты меня видишь, парень?
Освальд силится что-то сказать. Губы его дрожат, с них срываются только стоны.
— Прости меня, Освальд.
Освальд моргает. Его дыхание делается прерывистым.
— Это моя вина. Я не должен был…
«Не должен был брать тебя в отряд добровольцев», — хочет сказать Джош. Поздно: взгляд мальчика стекленеет. Освальда МакИнтайра больше нет.
Джош оборачивается. Шнур почти догорел. Может ли взрыв повредить Джошу в его нынешнем состоянии? Проверять это у Джошуа Редмана нет ни малейшего желания, сэр! Он спешит прочь. Когда за спиной гремит взрыв, Джош на бегу оборачивается, но видит лишь медленно оседающую тучу пыли.
Всю дорогу до лагеря его преследует запах серы.
3
— Эй! Оставь это дело, приятель!
Окрик спасает Пастору жизнь. Начни револьвер проповедника своё движение из кобуры, и в затылке Пастора мигом образовалось бы двадцать семь, и даже больше гранов[24]
старого доброго свинца. Нет, вдвое больше — все пятьдесят пять гранов.Окрик — безопасная замена второй пули.
— Прогуливаешься, а? Дышишь свежим воздухом?