Ещё пару часов назад Рут легко побилась бы об заклад, что семейство Ли держит бакалею на Уилтон-стрит, но живёт в Шанхае, в окружении соотечественников. Дядя Том говорил, что так поступали все китайцы отсюда до Сан-Франциско. Но кое-кто, сведущий в буднях Элмер-Крик, развеял это заблуждение. В китайском квартале у четы Ли действительно был дом, но там проводили время их дети вместе с тётушками, дядюшками и прочей роднёй, которая не вместилась бы и в Ноев ковчег. Сами же мистер и миссис Ли предпочитали ночлег в восточном крыле лавки, где у них были обустроены две жилые комнаты: спальня и гостиная. В столовой — при наличии харчевни — хозяева не нуждались.
— Не надо коверкать язык, мистер Ли, — Рут встаёт из-за стола, за которым сидела вместе с Пастором. На этом столе во время первого визита мисс Шиммер лежала винтовка и маслёнка с ветошью. — Я знаю, вы продаёте людям то, что они любят. Бизнес, ничего личного. Но мы пришли не за маской дикого китаёзы. Нас интересует другой товар.
— Что вам нужно?
— Ваша жена. Пусть она придёт.
— Вам известно, что на дворе ночь?
— Да. Это трудно не заметить.
— Моя жена спит.
— Мы сидим здесь уже более двух часов. Беседуем, причём в полный голос. Ночью в городе тихо, во всяком случае, тише, чем днём. Уверена, нас было слышно на Уилтон-стрит, не то что в доме. Вы же решились выгнать нас только сейчас. Почему не сразу?
— Я боялся.
— Не верю.
— Вы вооружены.
— У вас в доме есть хорошая винтовка. Я видела её своими глазами. Вы могли послать кого-нибудь к шерифу. Тем не менее, вы не взяли оружие и не обратились за защитой к закону. Интересный поворот дела, не находите? Впрочем, ладно. Итак, вы боялись, но вдруг преисполнились храбрости. И знаете, почему?
— Почему же, мэм?
Говорить трудно. Мышцы живота скрутило в узлы. Рут хочется верить, что там, за мышцами, ничего не отбито. В затылке ворочаются мельничные жернова, мелют хрустящую муку. Всё это должно остаться тайной для китайца: узлы, жернова, боль.
Нельзя выказать слабость, только не сейчас.
— Вы поняли, что мы не уйдём. Вы надеялись, но надежды пошли прахом. Кроме этого, вы оказывали первую помощь вашей жене. Вы не могли бросить её и отправиться к нам.
— Моя жена спит.
— Сейчас, может, и спит. Покушение на помощника шерифа сильно утомляет. Не правда ли, преподобный? Мистер Ли, я уверена, что если доктор осмотрит вашу жену, он найдёт один, а может, два следа от пули.
Лицо китайца проясняется:
— Прекрасная идея, мисс. Возвращайтесь утром с доктором и убедитесь, что на теле моей жены нет пулевых ранений.
— Ранений нет, согласна. Угоди в миссис Ли старый добрый свинец, она бы не дошла до дома, уж поверьте моему опыту. С такого-то расстояния? Мы бы уже везли её не к доктору, а к гробовщику.
«Мы доставим тело гробовщику Ходжесу, — слышит Рут эхо слов преподобного Элайджи. — У гробовщика есть холодный погреб. Там Ходжес за полдоллара красит мертвецам щёки и подвязывает челюсти».
— На теле миссис Ли и слепой отыщет славный кровоподтёк. Его оставляет попадание восковой пули, выпущенной из шансера. Ваша жена кричала, ей было больно. Значит, мистер Грэйв не промахнулся как минимум один раз. Даже такой пьяница, как доктор Беннинг, отличит синяк, оставшийся после удара кулаком, от синяка, оставленного кусочком горячего воска.
В последнем Рут не уверена. Но покер стои́т на блефе.
— Уходите, — повторяет бакалейщик.
Голос его звучит безнадёжно, слова утрачивают смысл. Кажется, что мистер Ли просто издаёт угрожающие звуки, как животное, загнанное в угол.
3
«Какой же я дурак! Пока тахтон валяется без сознания, надо было вышвырнуть его из тела! Ну, хотя бы попытаться! Тело порченое, битое? Плевать! Заранее уведомил бы преподобного, что я намерен сделать — и вышиб бы гада. Это я о тахтоне, сэр, хотя пастор тоже не подарок. Я бы тахтона вышиб, а пастор — пристрелил, пока тахтон снаружи! И дело в шляпе, сэр! И тело в шляпе! В смысле, всё наше: и тело, и шляпа. Эх, теперь поздно…»
По большому счёту Джош сетовал зря. Даже выбей он тахтона наружу — Сэм не дал бы пастору выстрелить. К тому моменту, когда проповедник вошёл в дом, Сэм уже был на ногах и нашёл оба свои «ремингтона». Мисс Шиммер скрутила пару обрывков чистой тряпицы — точь-в-точь любимые Сэмом сигарки — и заставила чернокожего громилу засунуть их в нос, чтобы унять кровотечение. Теперь голос Сэма звучал гундосо, будто и впрямь из могилы, полностью оправдывая фамилию пострадавшего. Но это ничуть не помешало бы Сэмюелю Грэйву всадить пулю в пастора, схватись тот за револьвер.
По любому дело бы не выгорело.