Читатель на кушетке. Мании, причуды и слабости любителей читать книги

Лицемерие, пользовавшееся большим почетом при дворе и в свете, отчасти решает эту проблему, однако, не до конца. Ведь нас тревожит не только страх, что нас отвергнут, исключат из круга вундеркиндов, уже осиливших «Моби Дика». В этом есть что-то более глубинное, не имеющее отношения к насаждаемому обществом чувству стыда. Скорее, оно связано с нашей личной, внутренней виной. И в первую очередь эту вину в невротичном читателе подкармливает целая вереница книг, о которых мы уже со школы знаем одно – что они умеют крайне изящно издеваться над нашей психикой. Речь о классиках. Они наше Сверх-я в бумажном формате.

Но кто такие эти классики? Или что такое классика? Чтобы найти ответ, можно начать с самых наиклассических эссе, например «Что такое классик?» Сент-Бёва или с одноименной работы Томаса Стернза Элиота. Но для начала нужно понять, что делает эти классические тексты о классике, в свою очередь, классическими. А для этого нам понадобится пройти по классической винтовой лестнице – применить принцип regressus in infinitum, то есть бесконечно находить все новые и новые менее значимые, но классические тексты. Это все равно что слететь по ступенькам кубарем. Лучше схватиться за парочку остроумных изречений, которые описывают классиков не такими, какие они есть, а такими, какими мы их воспринимаем: не классики-в-себе, а классики-в-нас.

Первое: классическое произведение – это «то, что все хотят держать в руках уже прочитанным, но никто не хочет читать» (автор этого афоризма – Калеб Винчестер, профессор, преподаватель английской словесности; его цитирует Марк Твен в своей речи «Исчезновение литературы»). Второе: «Классика – это книги, о которых обычно говорят что-то вроде „Я сейчас перечитываю…“, а не „Я сейчас читаю…“» (Итало Кальвино, «Зачем читать классику»).

Если объединить их – сделать то же, что и юристы, когда выводят решение из нескольких правовых норм, пересекающихся друг с другом, – получится жуткая психологическая ловушка. Только подумайте: 1) мы хотим, чтобы все классики оказались каким-то образом прочитаны, и 2) мы не можем допустить, что не читали их, и в то же время 3) мы не решаемся их читать не в последнюю очередь потому, что, как только приступим к этому действу, то поймем, что никогда не сможем осилить все классические книги на свете. Как бы это ни противоречило логике, вывод таков: читать классиков – худшая преграда на пути к удовлетворению психологической потребности в их прочтении. В этом месте на сцену должны выйти санитары.

В детстве я мог часами разглядывать огромную библиотеку, которая занимала одну из стен в гостиной. Мой отец расставил классические произведения на достаточно высоких полках, чтобы я не мог до них добраться (скажем честно – на самом деле причина была иная, если не считать эпиграмм Марциала: мой родитель явно думал, что они чересчур непристойны для юного возраста). И в то же время они находились достаточно низко, чтобы я смог прочесть всех тех авторов и все те тексты, одно звучание которых казалось покрытым древней тайной – настолько, что стоило мне произнести их по слогам, как меня охватывал священный трепет. Эти стоявшие в ряд томики хоть и презрительно поворачивались ко мне спиной, все равно позволяли исследовать себя и не особенно этому сопротивлялись. Книги обращались ко мне свысока и с двойным посылом. Они одновременно играли роль моего осуждающего призрачного двойника, того, кем я должен был стать, но не стал (и, надо сказать, никогда бы не стал – я, несчастный сопляк), и предлагали моему взору восхитительный образ того, кем я хотел стать и кем бы однажды непременно стал (я, божественный юноша). На языке Фрейда можно сказать, что мое Сверх-я и Я-идеальное пристально взирали на меня двумя парами глаз с одной книжной полки.