Читатель на кушетке. Мании, причуды и слабости любителей читать книги

И вот он находит в тексте это место, этот переход к вечности, и видит пророческие слова: «Когда читатель дойдет до конца этой трагической истории, он умрет вместе со мной». […] Если бы он продолжил читать, жить этим романом, он мог бы умереть – тогда же, когда это случилось бы с персонажем книги; но если бы он не продолжил читать и проживать ее, продолжилась бы его жизнь или нет?

Мигель де Унамуно, Как написать роман

Говорят, что закладка между страницами – все равно что остановившиеся часы на руке жертвы в каком-нибудь детективном романе. Это способ измерить время: сколько его мы уже провели за книгой, сколько еще проведем, сколько осталось жить персонажам этого романа, пока их судьба не свершится и их мир снова не канет в небытие. В «Истории Французской революции» Жюль Мишле приводит эпизод, произошедший во время массовых казней в Лионе в 1794 году: «Некий осужденный читал, когда его вызвали, чтобы отправить на казнь; он не мог оторваться от чтения до самого эшафота и у подножия гильотины вложил в книгу закладку»[87]. Линии, обозначающие время жизни и время чтения, в ту секунду должны были навсегда безвозвратно разойтись в пространстве, но этот безымянный человек, приговоренный к казни, с изящной, благородной небрежностью произвел те же действия, что и в любой другой день. Такое случается почти со всеми читателями: смерть застает их с недочитанной книгой в руках, но с каждым из нас это происходит лишь однажды. Со всеми прочими книгами – не последними в жизни – все ровно наоборот: это они завершают свой жизненный цикл раньше, чем мы, и прямо у нас на глазах и дарят нам пьянящее чувство победы, хорошо знакомое всем выжившим.

Без сомнения, финал того или иного романа вызывает у читателя разнообразнейшие невротические симптомы. Кто-то, видя, что конец уже близко, по два раза перечитывает каждую страницу, чтобы как можно позже столкнуться с ним; кто-то спешно бросается к последней строчке, желая убедиться, что там его не ожидает какой-нибудь неприятный сюрприз; кто-то, едва закрыв одну книгу, тут же принимается за другую; кто-то читает несколько штук одновременно, чтобы не испытывать чувство пустоты. Во всех случаях процесс чтения как капля воды, в которой отражается нечто большее, поэтому каждая из этих стратегий позволяет довольно четко разглядеть, как человек проживает смерть и потерю, ведь с этими двумя событиями (особенно это верно во втором случае) мы с течением времени совершенно разучились справляться. От Филиппа Арьеса мы узнали, что после болезненного пристрастия XVIII века к оплакиванию усопших в XX веке наступила пора смущения и запрета, и если в викторианскую эпоху была табуирована сексуальная сфера, теперь то же самое касается скорби по умершим.

Моя девушка постоянно забывает, чем закончилась та или иная книга. Она говорит, что у нее плохая память, и это правда, но благодаря Фрейду мы уже усвоили, что забвение само по себе не так уж безобидно: если мы что-то забываем, на то есть конкретная причина, и человек, совершающий это действие, в глубине души преследует одну-единственную тайную цель: сбежать от того, что ему невыносимо. Окончание книги – тоже невыносимое событие, неважно, хороший у нее конец или плохой. Последняя страница книги – своего рода маленькая смерть, и когда мы забываем о ней, то можем избежать боли от небольшой потери. Возможно, мы точно помним настроение этой книги, какие-то важные сцены из нее или даже целые предложения, ведь мы не настолько сильно боимся неминуемой смерти книги, чтобы перестать любить ее при жизни. Но когда мы закончим читать, то сознательно спрячем обстоятельства ее гибели за непроглядной пеленой.