Чюрлёнис

Вместе с земляками Чеславом Саснаускасом, Юозасом Таллат-Кялпшей, Казимиром Бугой, А. Волдемаром (имя не установлено. – Ю. Ш., В. Ж.) Чюрлёнис готовит литовский словарь «Терминология нашей музыки». Вместе с Саснаускасом играет на органе в базилике Святой Екатерины Александрийской.

От Литовско-жмудского общества поступает предложение руководить хором. Все это, что называется, для души. Чюрлёнис часто голодает. Письма жене становятся все тревожнее.

«Не могу написать сегодня тебе письмо. Тяжело очень у меня на душе. Похож я на птицу, придавленную деревом. У меня здоровые крылья, но я прибит и очень устал. Не думай обо мне плохо, малютка. Я накоплю силы и вырвусь на свободу. Я полечу в очень далекие миры, в края вечной красоты, солнца, сказки, фантазии, в зачарованную страну, самую прекрасную на земле. И буду долго, долго смотреть на все, чтоб ты обо всем прочитала в моих глазах… Не могу написать сегодня тебе письмо».

Одной из причин, приведших к тяжелой болезни, была и разлука с женой, ждущей ребенка.

«…Так ты думаешь, что я выдержу здесь один, без тебя столько времени, ты хорошо знаешь, что ты для меня – весь мир и все Счастье и всё-всё».

Напряженная работа, постоянная нужда, мысли о необходимости заботы о семье, ждущей прибавления, серьезно подорвали здоровье Чюрлёниса. Да и сырой петербургский климат нельзя сбрасывать со счетов.

Одно из последних писем к Софии датировано 3 декабря 1909 года:

«Вчера был у Бенуа… Довольно скучно мне было, потому что люди, хотя и симпатичные, но по большей части чужие, и трудно так сразу хорошо себя чувствовать в их компании».

Конечно трудно, и не только трудно… представьте человека голодающего, бедного, мягко говоря, плохо одетого в компании преуспевающих, богатых людей, да, хорошо к нему относящихся друзей, но… и это при характере Чюрлёниса.

Одна из последних собственноручно им сделанных «дневниковых» записей:

«Я видел страшный сон. Была черная ночь, лил, хлестал ливень. Вокруг пустота, темно-серая земля. Ливень меня страшил, хотелось бежать, скрыться, но ноги вязли в грязи, несмотря на то что в каждый шаг я вкладывал все силы. Ливень усиливался, а с ним и мой страх. Хотелось кричать, звать на помощь, но струи холодной воды заливали горло. Вдруг сверкнула безумная мысль: все на земле, все города, деревни, избы, костелы, леса, башни, поля, горы – все затопила вода. Люди ничего об этом не знают. Сейчас ночь. В избах, дворцах, виллах, гостиницах преспокойно спят люди. Спят глубоким сном, но ведь это утопленники…»

Мстислав Добужинский вспоминает, что в это время был «долго занят в Москве, в Художественном театре». Во время его отсутствия Чюрлёнис «раз-другой навестил нашу семью, а потом исчез».

«Вернувшись в начале зимы в Петербург, я стал беспокоиться, что он не показывается у нас, и пошел к нему (в то время он жил на Измайловском проспекте). Нашел его абсолютно больным. Я срочно сообщил об этом его жене в Вильну и его другу Ч. Саснаускасу, который жил в Петербурге».

Борис Леман, написавший свой очерк «Чурлянис», что называется, по свежей памяти, полагал, что переутомление Чюрлёниса, вызванное непосильной работой, начало сказываться в головных болях: «И всё же болезнь, даже для его близких, пришла внезапно…»

«Совсем недавно Чюрлёнис стал пробовать свои силы в графике. Сочетанием различных комбинаций вихреобразных спиралей и кружков он пытался передать реальные образы предметов, слёзно раскрывая в них схемы круговращения атомистических частиц материи. Сфера, круг, эллипс всегда были характерными символами ритмики жизни в представлении Чюрлёниса, быть может единственного человека, достойного названия адепта религии Космоса и это на первый взгляд, пожалуй, слишком априорное утверждение, находит до боли страшную реализацию в конце жизни художника. Однажды, вернувшись домой, он, подходя к различным предметам в своей квартире, стал то быстро, то более медленно обводить пальцем кружки на их поверхности».

Под Рождество в Петербург приехала София. Когда она вошла в комнату, Константинас сидел на кровати, уставившись в одну точку. Лицо его было осунувшееся. Не на все вопросы жены отвечал, лишь изредка – и то односложно, вращал пальцами, как бы «рисуя» на поверхности различных предметов кружки.

«Все просьбы жены, уговаривавшей его показаться врачу, были бесполезны, и ей пришлось самой симулировать головную боль и усталость, чтобы заставить мужа поехать с ней к проф. Бехтереву» (это опять же Борис Леман).

Чюрлёниса осматривал и консультировал профессор Владимир Бехтерев – выдающийся психиатр, невролог, физиолог, психолог, основоположник рефлексологии и патопсихологического направления в России. Разумеется, чтобы попасть на прием к столь авторитетному специалисту, нужен был и авторитетный рекомендатель. Им оказался Добужинский.