Чрево Парижа. Радость жизни

Маржолену исполнилось почти четыре года, когда тетушка Шантмесс, в свою очередь, нашла на тротуаре улицы Сен-Дени, на углу рынка, маленькую девочку. Малютка была не старше двух лет, но болтала без умолку, коверкая по-своему слова. Тетушка Шантмесс все же разобрала из лепета крошки, что ее зовут Кадиной, что мать посадила ее накануне вечером в подворотне и велела дожидаться ее. Там девочка и уснула. Она не плакала и рассказывала, что дома ее били. Потом она пошла за торговкой и была очень довольна: ее приводила в восторг большая площадь, где было столько народу и столько овощей. Тетка Шантмесс, торговавшая вразнос, была очень нелюдимая почтенная женщина лет шестидесяти и обожала детей; она потеряла трех мальчиков, когда они были еще малютками. Старуха решила, что «эта потаскушка слишком большая дрянь, чтобы околеть», и взяла Кадину к себе.

Но однажды вечером, когда тетушка Шантмесс уходила с рынка домой, ведя за руку свою воспитанницу, Маржолен преспокойно взял торговку за другую руку.

– Эге, любезный, – сказала тетушка Шантмесс, остановившись, – место уже занято!.. Ты что же, ушел уже от долговязой Терезы? Ишь ты, какой непоседа!

Ребенок смотрел на торговку, смеясь как всегда, и не выпускал ее руки. Она перестала ворчать: уж очень был красив этот кудрявый мальчишка.

– Ладно, – сказала старуха. – Ступайте, ребятишки, со мной оба… Уложу вас вместе.

Она пришла к себе домой на улицу О-Лар, ведя за руки двух крошек. Маржолен прижился у старухи Шантмесс. Когда дети слишком шумели, она шлепала их, радуясь, что ей есть теперь на кого кричать и сердиться, что она может их умывать и укладывать под одно одеяло. Она устроила детям постельку в кузове старой тележки, снятой с колес и без оглобель. Этот кузов напоминал широкую колыбель, немного жесткую, еще благоухавшую овощами, которые старуха Шантмесс подолгу сохраняла там свежими, прикрывая мокрым холстом. Кадина и Маржолен спали здесь в объятиях друг друга.

И вот они вместе росли и повсюду бегали, обнявшись. По ночам тетушка Шантмесс слышала, как они тихонько болтали. Кадина тоненьким голоском целыми часами рассказывала разные разности. Маржолен слушал втихомолку и удивлялся. Девочка была очень злая. Она выдумывала небылицы, чтобы напугать его, говорила ему, например, что прошлую ночь видела в ногах их постели человека во всем белом; он смотрел на детей, высунув длинный красный язык. Маржолен обливался холодным потом, расспрашивал у нее подробности, а она насмехалась над ним и в конце концов называла «дурачиной». Иной раз ребятишки шалили, брыкаясь под одеялом ногами; Кадина поджимала ноги и фыркала в подушку, когда Маржолен попадал мимо и изо всех сил ударял пятками в стену. В таких случаях старухе волей-неволей приходилось вставать, чтобы подоткнуть одеяло и заставить спать лежавших на общей подушке детей, шлепнув разом их обоих. Таким образом, постель долгое время служила им местом забавы; они брали туда с собой игрушки, ели там краденую морковь и репу. Каждое утро их приемная мать поражалась, находя на импровизированном ложе странные предметы: камешки, листья, огрызки яблок, кукол, сделанных из лоскутков. А в большие холода она оставляла ребятишек спящими. Черная шапка волос Кадины смешивалась с белокурыми локонами Маржолена, а их губы так сближались, что они согревали друг друга своим дыханием.

Комната зеленщицы на улице О-Лар была ветхой светелкой с единственным окном, стекла которого потускнели от непогоды. Дети играли там в прятки, забиваясь в высокий ореховый шкаф и под огромную кровать тетушки Шантмесс. Здесь стояли еще два или три стола, под которыми они ползали на четвереньках. Полумрак комнаты и валявшиеся по темным углам овощи придавали особую прелесть играм детей. Да и сама улица О-Лар была довольно забавной: узкая, безлюдная, с широкой аркадой, выходящей на улицу Ленжери. Низенькая входная дверь, отворявшаяся только наполовину, помещалась у самой аркады; сейчас же за дверью начинались скользкие ступени винтовой лестницы. Этот почерневший от сырости дом, с выпяченным вперед навесом, с позеленевшими желобами для стока воды у каждого этажа, дети тоже обратили в большую игрушку. По утрам Кадина с Маржоленом забавлялись, швыряя снизу камешки таким образом, чтобы они попадали в желоб водосточной трубы; и камешки скатывались оттуда вниз с веселым грохотом. Но дети разбили два оконных стекла и до того засорили трубы, что старуху Шантмесс, прожившую в доме сорок три года, едва не выселили.