Что было бы, если бы смерть была

А кто есть враг? А тот же, кто есть друг.
А кто есть друг? А тот же, кто есть враг.
Всё переменчиво! Но остаются Бог
С Его Святыми и моя Россия.

Всё остальное настигает тлен.

А что любовь? Не более чем боль,

Доколе больно ею: Путь потери
В эпоху перемен лишь укрепляет!
Что толку от обычного ума?

Он лишь себя доступно объясняет.

А мир суть не доступен Князю Мира.

И я суть не доступен Князю Мира.
Мои ладони лиру вознесут.
Я даже сотворю себе кумира.

Потом его же приведу на суд.

Что толку от обычного ума?

Ведь я не здесь, а он и ныне тут.

Но в реале (в современной культуре) – стихи ничего не значат и ни на что не отвечают. Со-творени совершается в невидимом, и какие формы того или иного соблазнения человека эрзацем даже не правды, а полу-эрзацем полу-правды (не путать с гендерной темой множества полов), никто сейчас определить не сможет.

Но это всё слова. Я ушёл с вечера поэтов Малороссии и разговорился с моим героем. Согласитесь, его запредельный опыт видений преисподней (одно из них я привёл выше) хорошо коррелировал с моим личным опытом; о, ведь я ещё и не поминал о нём! Сейчас сам себя поправлю.

Перельман (изначальный – в раю) видел ад; я (только-только провиденциальный) – видел рай; видел ли я его из ада?

Нет ответа: мы всегда находимся во многом и во многих.

То, что Николай Перельман – словно бы остался с Евгенией и ещё какое-то время молча с ней разговаривал, роли не играло: согласитесь, нам-«цезаря’м» делать несколько дел одновременно и пребывать в разных телах, пространствах и временах – не суть важно; важно, что мы это можем.

Вот например: когда я говорю о моём видении рая. Ни в коем случае не следует путать мои слова с преданиями о Старце Горы (это как раз о полу-эрзацах полу-правды) – этот лжец хоть что-то показывал своим убийцам (политическим Украинцам)!

Ни я, ни Перельман – ничего «райского» не покажем. Если ад у каждого свой (его можно почти лицезреть), то рай не укладывается ни в какие формулировки: формулировать рай – отступать от него, а это невозможно: что создать мог Господь, кроме рая? (Борхес)

Когда (и если) я говорю о моих видениях рая – речь опять же о моём личном запредельном опыте. Который (по словам А. Блока) – никак не спасает от одиночества; но! Зато у меня (видевшего рай) – появился Николай Перельман (видевший ад): согласитесь, небо лучше всего наблюдать из ада.

У нас обоих появилась уверенность наличии противоположной стороны: пусть мы и не видим друг друга, зато друг о друге узнаём; это и есть вера.

Я пришёл домой. Занялся своей жизнью. Параллельно (невидимо) – я всё более выдумывал Евгению. Журналистку, преподавателя и философа, подвергнувшуюся в нацистском Киеве гонениям за русский язык (наверняка это так и было, но – специально я не разузузнавал).

Зато я узнал о её большой работе по сбору пожертвований для беженцев с Донбасса и для донбасских ополченцев. Для людей, которые уже восемь лет беззаветно воевали за мой Русский мир.

Согласитесь, уже одного этого – более чем много.

Мы списались. Обменялись телефонами. Поговорили. Повторю: она обладала таким реальным опытом, которого ту меня нет и никогда не будет. Конечно, я мог бы прибегать к аутентизму Перельмана и компенсировать фактуру метафизикой (что я постоянно делаю); но – хотелось ещё и относительно безопасного (нетерпение сердца) со-участия.

Хотелось (пребывая до ноты до или даже уйдя за ноту си) – воплотить и все остальные: ре-ми-фа-соль-ля.

Тем более (в гордыне Николая-победителя) – нота соль (земли) была мне близка.

Итак, в письме (в сети) – я сделал Евгении предложение. Не мог не сделать. Нетерпение сердца. Вот это письмо:

Добрый день!

Тут такая мысль меня посетила: лет восемь назад (когда всё началось), я буонарротиево наваял роман с первичным названием Что было бы, если бы смерть была.

Года два назад я стал издавать свои книги. для этого пришлось понять, что издание – это практически написать заново. Два года дикой пахоты – издано четыре. В готовом виде ещё два, правлю седьмой (как раз тот, о котором упоминал при встрече).

Сообщаю всё это, поскольку речь о технологиях.

Вы обладаете уникальным опытом, которого у меня нет и не будет. Наши взгляды на посмодерн и традиции совпадают, вы талантливы.

Текст, о котором речь, полностью завершён (но сейчас осуществлена только первая правка первой части); не хотели бы вы присоединиться к проекту романа об окраине сознания, Украине ad marginem – frontier, где решаются судьбы человечества.