Что было бы, если бы смерть была

Корпускулой. И никто мне (корпускуле) – ничем не обязан, потому что я душегуб. Наверное, можно найти и среди душегубов «праведного в своём роде» Ноя; но – это дело Господа.

Моё дело – положить своё краткое тело на алтарь понимания происходящего с этим не менее кратким (в глазах Господа) миром.

«Я не знал другого – того, что есть воистину, и меня словно толкало считать остроумием поддакиванье глупым обманщикам, когда они спрашивали меня, откуда зло, ограничен ли Бог телесной формой и есть ли у Него волосы и ногти, можно ли считать праведными тех, которые имели одновременно по нескольку жен, убивали людей и приносили в жертву животных. В своем невежестве я приходил от таких вопросов в замешательство и, уходя от истины, воображал, что иду прямо к ней.» (Августин Аврелий)

Попробуй выжать у дождя слезу.
И сразу же получишь не грозу,
А камень, что в ладонь! Попробуй выжить
В пустыне возле света и добра.

Мир начинался с самого утра.

Кумир в нём пробуждался прямо с ночи.
Что очи мои видят, зуб неймёт.
В пустыне возле света и добра

Я только лишь подробный пешеход.

Пустыня состоит из многоточий,
А дождь напоминает Сад Камней.
Не думай, это всё-таки не ад.

И я здесь не в собрании теней.

Прекрасно всё, что суще во плоти.

Напрасно всё, не райские здесь кущи.

Я не проявил малодушие тогда, когда узнал информацию о Евгении. Я со-творил малодушие тогда, когда сделал ей предложение о совместной работе. Впал в корысть: попробовал разделить ответственность за произнесение, облегчить свою участь за её счёт; можно сказать, таковы все люди?

Можно сказать. Но я отвечаю лишь за себя. За то, чтобы не погубить другого.

«И я не знал настоящей внутренней правды, которая судит не по обычаю, а по справедливейшему закону всемогущего Бога, определившему для отдельных стран и времен нравы и обычаи, соответствующие этим временам и странам, хотя сама она всегда во всяком месте и во всякое время одна и та же. По ней праведны и Авраам, и Исаак, и Иаков, и Моисей, и Давид, и все те, кого восхвалили уста Господни. Неправедны они по суду людей непонимающих, судящих от сегодняшнего дня и меряющих нравственность всего человечества мерилом собственной нравственности.» (Августин Аврелий)

P. S. Чтобы не оставлять выстроенные мной Город и Мир (Urbi et orbi) на столь высокой ноте, я приведу старый шотландский анекдот; наипошлейший, но – имеющий непосредственное отношение к аскезе именования (Адам и Ева в раю давали имена вещам и животным):

Старый щотландец в пабе говорит случайному знакомому по столу:

– Все мельницы в районе построил я. Целую жизнь месил раствор и строил, однако никто не называет меня Марлекен, который строит мельницы…

Хлебнул пивка, затянулся:

– И все сады в нашем посёлке построил я. Целую жизнь сажал плодовые деревья, однако никто не называет меня Марлекен, который разводит сады…

Хлебнул пивка, затянулся:

– Все мосты в округе возвёл я. Целую жизнь этим занимался, однако никто не называет меня Марлекен. Который возводит мосты…

Затянулся, вздохнул:

– Но стоило мне один раз трахнуть овцу…

Продолжение начала третья часть романа: не об Украине, а об окраинах наших высот

Моя любовь творит себе кумиры!

Скажи мне, ложь, в чём истина твоя?

А в том, что превращаю миражи

Я в бытие… И из небытия —
В немногие печали светлой лжи.
Скажи, любовь, в чём истина твоя?

Niko Bizin

Перельман шёл по Крещатику. Поначалу – просто шёл; и словно бы происходило это (всё ещё) – в Царстве Божьем СССР. Поэтому (вполне по советски) – происходило это счастливо: до девяностых ещё было далеко, и Перельман был молод и не знал, что небо лучше всего наблюдать из ада.

А то, что время и место – пластилиновы, прошлое и будущее – совместимы с настоящим, тоже было более чем очевидно! И не только виртуальному ангелу-хранителю (перед монитором в Санкт-Ленинграде), но и сиюминутным местным бесам: идущего по Крещатику Перельмана вот-вот должны были схватить функционеры т. н. «территориальной обороны» (организованной в начале двадцатых годов двадцать первого века), а он и не подозревал об этом.

Он полагал себя во второй половине семидесятых годов двадцатого века.

Именно тогда(!) – мы с одноклассниками норильской школы № 6 (Крайний Север СССР) были на экскурсии Киев-Гомель-Чернигов (Юго-Запад СССР)!